Йормунганд
Шрифт:
— И то верно, — сказал Гарриетт. — Значит, вино, камень, девы и веселье.
— Хм, — Йормунганд задумался на мгновение. — Веселье… Нет, не думаю, чтобы в потустороннем мире весело, ведь там одни мертвые. Если говорить, что мертвые веселятся, это все равно, что приписывать им радость жизни. Все, что я думаю о смерти — там оканчиваются все страдания.
Деревня пахла навозом и сеном. Добротные домишки потемнели от старости и влаги, верный признак того, что деревеньке не приходилось гореть ни по недосмотру,
— Айе, добрый человек!
Тот обернулся, откинул с глаз сетку, и поспешил навстречу.
— Айе! — пасечник был пухлым круглолицем человеком в широкополой шляпе и закутанный в одежду непонятных цветов так плотно, как только возможно было. Он кинул быстрый взгляд на отряд и внимательно всмотрелся в лицо Гарриетта.
— Какие дороги привели вас, добрые господа? — спросил пасечник, вежливо кланяясь.
— Мы с поручением от князя Эдегора, — сказал Гарриетт. — По дороге на нас напали лихие люди, неподалеку отсюда. Есть раненные, так что скажи-ка нам, где тут дом старосты и как поскорее до него добраться.
Пасечник согнулся в три погибели.
— Староста наш…, - залепетал он, — староста наш. Да. Наш староста…
— Ну! — поторопил его Гарриетт. — Или ты хочешь, чтобы мы квартировались у тебя, добрый человек?
Пасечник сглотнул. Вид раздраженных вооруженных воинов смутил его.
— Туда, — сказал он наконец и показал в сторону возвышающегося над остальными дома, с крышей крытой зеленой черепицей и резными ставенками.
— Могли и догадаться, — пробормотал Гарриетт. — Эй, и давно у вас по округе всякие бандиты шныряют? Вижу. Деревеньку не трогают.
— Не, не было, господин, — пасечник все так же продолжал, согнувшись смотреть себе на ноги. Йормунганд хмуро оглядывал дома. Звонкий лай собак, и визг ребятишек дополняли умиротворенную картину.
— А чудище, про которое докладывали князю, как часто оно бывает в деревне?
— Чудище-то? — пасечник почесал за ухом, сложная конструкция на голове заходила ходуном. — Я вот ни разу не видывал, но говорят всякое.
— Сколько людей в деревне? — спросил Йормунганд.
— Человек пятьдесят, не более.
Йормунганд кивнул и тронул было лошадь в объезд пасеки, но тут же остановился.
— В дом старосты пришлешь меда и воска, — сказал он, — для раненых. Понял?
— Как не понять, — ответил пасечник.
Гарриетт уже успел отойти вместе с остатками отряда, так что Йормунганду опять пришлось нагонять его. Он приблизился к телеге. Ингемар бредил, а Ругер с Бриссом играли в Хнефатафл. Брисс, смуглый уроженец Бретани, получил ударом меча в бедро и только чудом избежал большой потери крови. Он здорово ругался, пока Йормунганд очищал и зашивал его рану, но теперь чувствовал себя вполне сносно.
— Совсем плох, — сказал
— Знаю, — сказал Йормунганд.
— Деток вспоминает, — вздохнул Брисс.
— Значит, судьба такая, — сказал Ругер, под разговор сдвигая фишку на поле противника. — У тебя вот и деток нет, помрешь, и вспомнить некого.
Брисс фыркнул, но отвечать не стал.
Йормунганд продолжал смотреть на дома. Рядом с дорогой высилась таверна, криво прибитая доска возвещала, что добрых путников здесь ждут кров и обед. Йормунганду уже приходилось бывать в подобных местах, и он доподлинно знал, что кровля у крова, как правило, протекает прямо на кровать, а обед — жидкий и безвкусный. Но ради кружки пива и очага после долгих скитаний можно перетерпеть и не такое.
Дом старосты не в пример таверне большой и ухоженный. Под окнами стояла скамейка и цвели цветочки. На скамейке сидела старушка, скромно сложив руки перед собой и щурясь на путников. Голова старушки покрыта затейливо завязанным платком. Платок тоже был не простой — из яркой, с блестящей нитью ткани. Из-под палатка торчала жиденькая седая коса, длинная, спускающаяся почти до пояса. Платье старушки прикрывал передник вышитый петушками и курочками с тонкими ножками и разноцветными перьями в хвостах. — Чьих будете? — спросила старуха, прикрываясь ладошкой от света.
Гарриетт спешился, потянул коня за собой за уздечку.
— Мы люди Эдегора, — сказал он.
— Кого это? — старушка сложила ладошку трубочкой и поднесла к уху.
— Князя Эдегора, старая, которому вы подати платите. По его приказу. Хозяина зови.
— Нету его.
— Да… — Гарриетт длинно выругался по гардарикцки и толкнул калитку. И едва не влетел во двор плечом вперед. Навстречу выскочили две собаки, Гарриетт отпрянул и едва успел захлопнуть калитку у них перед носом. В сердцах как следует пнул калитку. Собаки зашлись в хриплом лае.
Послышались звуки открываемых дверей и густой мужской голос окликнул.
— Кто там?
— Князя Эдегора отряд, — рявкнул Гарриетт.
Во дворе завозились, захлопали двери, раздались испуганные женские голоса. Йормунганд вздохнул, ткнулся на мгновение в сплетенные на гриве коня руки и тут же выпрямился.
— Ой, бабушка, — сказал он, глядя на старушку с высоты своего коня. — Мы прибыли поймать чудовище, которое нападает на путников в здешних лесах, а наткнулись на лихих людей.
Старушка пожевала губы, прищурившись, но промолчала.
— Давно тут деревенские лихим делом промышляют? — спросил Йормунганд. — Не они ли то чудовище и есть?
— Не ведаю, о чем толкуешь, — сказала старушка.
Гарриетт смотрел на старушку с выражением крайней усталости.
— Не бери в голову, — сказал он. — Поговорим с людьми, прочешем окрестности. Что ты от старой хочешь узнать?
— Я тут встретил девчонку на дороге, — продолжил Йормунганд, — Юрун. Не знаешь, чья дочь?