Юбер аллес (бета-версия)

Нестеренко Юрий Леонидович

– И у тебя был с собой штрик.

– Да. Бургский гостинец для Кокорева. Можно было, конечно, обеспечить ему передоз и более традиционными веществами, но я собирался заодно допросить его напоследок на предмет возможных утечек информации.

– Откуда ты взял штрик?

– Ты удивишься, что можно достать через салон Рифеншталь. Нет, разумеется, сама Фрау этим не занимается. Но среди привечаемой ей богемной публики... Как я уже сказал, у меня остались недоделанные дела в Петербурге.

– Ладно, с этим позже. Что было дальше?

– Пока я ехал, все обдумывал, какой же вариант избрать: настаивать на каком-нибудь невинном объяснении, типа того, что я сам стал жертвой провокации, направленной, вероятно, разом и против Бобкова, и против либералов - или же открыть

карты и убеждать Вебера присоединиться ко мне. Оба варианта мне не нравились. Интуиция говорила, что Вебер не поверит мне в первом случае и не согласится во втором. Но в конечном счете вышло так, что он сам избавил меня от необходимости выбирать. Он не стал встречать меня с пистолетом, - Эберлинг с усмешкой кивнул на "стечкин", все еще глядящий в его сторону, - напротив, был вполне любезен - в той мере, в какой бывал любезен обычно; ты знаешь, бурные дружеские чувстав не были ему свойственны, хотя мы всегда были в хороших отношениях. Он, правда, выразил удивление, как быстро я прибыл в Москву - ведь, насколько он знает, авиарейс будет только вечером, и ни один поезд из Петербурга в это время тоже не прибывает... А бросив этот намек, спокойно спросил, что я буду пить. Мы с ним нередко при встречах выпивали стаканчик-другой - в меру, разумеется, и, пожалуйста, избавь меня от лекций о служебном долге и разрушительном влиянии даже минимальных доз алкоголя на мозг. Так что вопрос был вполне обычный, в явном расчете на обычную же реакцию. Но здесь Вебер переиграл. Ибо повод для нашей встречи обычным не был, и я уверен, что Вебер предпочел бы сначала получить от меня все объяснения, а уж потом переходить к более приятной части. Если он так не сделал, вывод напрашивался один.

– Он что-то подмешал в вино.

– Конечно. Я не знал, что именно - какой-нибудь "наркотик правды", или же препарат, который позволил бы доставить меня в Райх в полубессознательном состоянии. Так или иначе, я не мог рисковать. Пришлось нанести ответный удар. Задача была не из легких - незаметно подсыпать ему в стакан штрик, для начала небольшую, несмертельную дозу. Но мне это удалось. Я отвлек его звонком на телефон точки А с моего собственного нотицблока. Я предвидел, что мне может такое понадобиться, так что машина была настроена на модемный звонок в определенный момент... Штрик - не лучшее средство для допроса, но на альтернативы не было времени. Ну а дальше тривиально: сделать вид, что отпил, дождаться, пока он сделает глоток, поперхнуться, закашляться и опрокинуть свой стакан, чтобы не пить свою порцию. Шито белыми нитками, конечно, но мне нужно было выиграть буквально минуту. Штрик действует очень быстро. Ну и, соответственно, роли поменялись. Допрашивающим оказался я. А после, сам понимаешь, у меня не осталось другого выхода, кроме как вручить Веберу шприц со смертельной дозой штрика и приказать уколоться. Конечно, на верную смерть обычно не идет даже подштрикованный. Я сказал ему, что это противоядие.

– Зачем ты забрал его рехнер?

– Видишь ли, - Эберлинг чуть ли не впервые за время своего рассказа продемонстрировал смущение, - тут странность. Конечно, я велел Веберу сказать мне пароль к его нотицблоку, и он это сделал. Мне нужно было уничтожить любой компромат на меня, а кроме того, я собирался использовать этот рехнер для записи звонка в полицию. Накопитель с кокоревской программой был у меня с собой. Я мог бы сходить и за своим нотицблоком, но из предосторожности оставил свой автомобиль достаточно далеко от точки А... Так вот, программа поставилась на рехнер Вебера без проблем. Но, просматривая информацию на его плате, я обнаружил, что многие каталоги закрыты индивидуальными паролями. И, когда я спросил у Вебера эти пароли, он сказал, что не знает. Когда потребовал снять их - сказал, что не может. Выглядело так, словно он надо мной издевается, хотя, разумеется, под штриком это невозможно. Я даже спросил у него, пользовался ли его нотицблоком кто-то еще. Он, конечно, сказал, что нет. В общем, я так и не добился толку.

– Может, он забыл пароли?
– предположил Власов.
– Штрик плохо влияет на память.

– При длительном приеме, не при разовой дозе, - напомнил Эберлинг.
– И не мог он забыть их все сразу. Главный-то пароль, ко всей машине, он вспомнил без запинки. А тот был вполне зубодробительный, бессмысленная мешанина букв и цифр.

– Ладно. И где его "Тосиба" теперь?

– Я ее уничтожил.

– Ясно. Продолжай.

– Собственно, я уже почти все рассказал. Поняв, что от Вебера больше ничего не добьюсь, я дал ему шприц. В общем-то, он умер неплохой смертью - без мучений, и даже не понимая, что умирает... Потом я изготовил запись. Мне нужно было, чтобы первой Вебера нашла русская полиция, а не наши - полагаю, понятно, почему.

– Конечно, - кивнул Власов. В этом случае любые неувязки и нехватки на месте происшествия ложились бы на русских. На их умение нечаянно или преднамеренно затаптывать следы.
– И понятно, почему ты оставил открытой дверь. Кстати, зачем ты открыл форточку?

– Я открыл весь балкон, - самодовольно усмехнулся Эберлинг.
– Мне нужно было слегка подморозить квартиру. Ускорить трупное окоченение, дабы судмедэксперты потом не смогли правильно определить время смерти. Но, конечно, если б я так и ушел, оставив дверь нараспашку, они бы все поняли. Поэтому балкон я потом закрыл и позволил воздуху вновь прогреться. Но форточку все же оставил, в качестве объяснения на случай, если они найдут в кухне какие-нибудь следы растаявших снежинок...

Фридрих хмыкнул, воздавая должное его хитроумию.

– Потом я изъял кассету с записью нашего разговора, - продолжал Хайнц.
– На всякий случай поставил на ее место пустую из веберовских запасов. Но у меня был отличный план - изготовить фальшивку, изобличающую в убийстве Вебера русских демократов, и подсунуть ее в тайник прежде, чем на точку А наведается кто-нибудь из наших. Собственно, я ее изготовил - полчаса разговора, целая драма в одном действии, по-моему, вышло вполне убедительно... обидно, что такой труд пропал даром. Теперь она, конечно, уничтожена.

– Значит, когда мы встретились на точке А, новая запись была у тебя в кармане.

– Именно! Появись ты там на полчаса позже... А раньше я никак не мог - сразу после ликвидации Вебера вернулся в Бург и оттуда уже официально, на поезде, приехал на следующий день. Лемке я до поры отвадил от точки А, при помоши той же программы позвонив ему голосом Мюллера и велев ничего не трогать...

– Это был большой риск. Он мог перезвонить Мюллеру и удостовериться.

– Ты разве еще недостаточно изучил старину Лемке? Он исполнителен, но умом не блещет и начальству доверяет безоговорочно...

– Выходит, я испортил тебе весь замысел, - усмехнулся Фридрих.

– Я не думал, что пришлют тебя, - кивнул Хайнц.
– Другой, возможно, и не побежал был на точку А сразу по приезде. Но ты одновременно и помог мне. Выйти на Зайна.

– Вот как? Я думал, вы с ним работаете в тесном дружеском союзе.

– Предполагалось, что он будет работать здесь под моим патронажем, - подтвердил Эберлинг, не обращая внимания на иронию.
– Но старый сукин сын слишком хитер. Он не вышел на связь и предпочел, как обычно, действовать самостоятельно. Пришлось поднапрячься, выслеживая его самому и одновременно не позволяя сделать это другим... Правда, потом он допустил большую ошибку, наведавшись к своему старому приятелю Борисову, за которым велась слежка. Наши русские союзники было сняли ее, но, узнав, что заказ на Ламберта сделан Зайну, возобновили вновь - как оказалось, весьма предусмотрительно... Но это было потом.

– Таксиста убил тоже ты?

– Таксист убил себя сам. Я лишь навестил его после допроса его коллег и поговорил с ним о его пассажире, премировав за содержательный рассказ бутылкой "Власовки". Пить я его не заставлял. Между прочим, все вышло в соответствии с твоими принципами: был бы он трезвенником - остался бы жив.

– Был бы он трезвенником, ты бы нашел иной способ его убить, - мрачно констатировал Фридрих. Хайнц развел руками: на войне как на войне.

– Еще какие-то трупы, о которых я не знаю?
– осведомился Власов.