Юбилейный выпуск журнала Октябрь
Шрифт:
Подбежали человек пять, мужчины и женщины.
– Где начальник? – Тамара вылезла из кабины.
– В Егорьевск уехал, – ответил пожилой мужик. – Сказал, в обед будет.
– Ладно, – сказала она. – Обойдемся. Собирайте народ! – и посигналила еще раз, долго и пронзительно.
Никита тоже вышел из кабины, огляделся. Тоскливый вид, однако: пустое поле, вдали тощий лесок, разбитая дорога.
Люди из спальных корпусов шли, почти бежали, к машине.
Когда они собрались, Тамара открыла заднюю дверцу фургона.
– Внимание! – сказала она. – Мы приехали от гуманитарного фонда. Привезли вам помощь. Посылки типа. В каждой посылке рис, сахар, масло, конфеты, печенье, халва, джем, – она загибала пальцы, – мыло, тушенка. Еще зубная паста. Вроде всё. На каждого человека по одной посылке. Есть парни поздоровей, чтоб мне самой коробки не таскать?
Выдвинулось двое мужчин лет сорока. Подошла еще одна крепкая тетка.
– Под расписку выдаете? – спросила она. – По паспорту?
– Нет, – сказала Тамара. – Всё на доверии. Ну, понеслась… Эй! Ты чего творишь? А ну, отдай! – закричала она.
Потому что эта тетка, подождав чуточку, вдруг схватила сразу две посылки и побежала к отдаленному корпусу.
– Стой! Отдавай! – кричала Тамара ей вслед.
– Она вообще-то с дочкой, – сказал какой-то мужик.
– Тогда ладно, – успокоилась Тамара.
– Ай-ай-ай, да не очень ладно! – распевно сказал другой мужик. – Дочка уже хватанула! Вон они бегут, вон!
Да, две женские фигуры бежали по размокшей тропинке, тащили коробки.
– Суки! – заорала Тамара и побежала за ними.
Никита вдруг испугался за нее и побежал следом.
Вбежал в корпус, по коридору двинулся на крики, распахнул дверь комнаты и увидел, что мать и дочь лежат на полу, не позволяя Тамаре залезть под кровать и вытащить лишнюю посылку.
Тамара встала с четверенек, начала яростно объяснять, что ей самой не жалко, но кто-то из беженцев – «из ваших соседей, из ваших товарищей, ясно вам?!» – останется без передачи. Без сахара, печенья и варенья. «Не стыдно?!» Мать и дочь, не вставая с пола, заслоняя телами подкроватное пространство, молчали. У них дрожали губы и, казалось, слюна падала с зубов. Или это ему только показалось?
– Звери! – прошипела Тамара, плюнула и вышла вон.
Вернулись к фургону.
Он уже был пуст.
– Самообслуживание, блин! – сказала Тамара. – Ну, кажись, поехали домой.
Захлопнула заднюю дверцу фургона, открыла кабину.
– А наша помощь где? – раздалось сзади.
Подошли еще человек пятнадцать.
– Уже, – сказала Тамара.
– То есть как «уже»?! – завозмущались люди. – Где наши посылки? Опять обман?
– Внимание, – железным голосом сказала Тамара. – Мы привезли сюда пятьдесят шесть коробок. Ровно по числу проживающих в данном пункте временного размещения. Вот накладная, – вытащила из кармана бумагу, развернула, потыкала пальцем в цифры прямо перед носом самого старшего мужчины – смуглого, седого и тощего.
Тот моргал глазами, поправлял очки.
– Увидели? Поняли? Еще кто хочет посмотреть? Нет? – Она спрятала накладную обратно в карман, застегнула его на молнию. – А что ваши соседи всё разокрали в две минуты, так вы сами с ними разбирайтесь.
– Под расписку надо было выдавать! – крикнули сзади. – Стеречь было надо!
– Так я, значит, и виновата? – возмутилась Тамара.
– Где наши посылки? Отдайте наши посылки! Жулики московские! Отдайте, хуже будет!
Люди обступили машину. Никите стало чуточку страшно: а вдруг они их не выпустят, устроят самосуд, черт знает. «Несчастные, отчаявшиеся люди, – думал он. – От таких можно всего ожидать. Вплоть до».
– Стоп! – Тамара снова отперла заднюю дверцу фургона. – Глядите! Все пусто. Ничего нет. Всё ваши дружки-приятели разокрали. Ну, – наступала она, – чего смотрите?
– Нам жрать нечего! – крикнула женщина.
– На! – закричала Тамара, выхватила из кармана выкидной нож; щелкнуло лезвие. – На! – Тамара протянула этой женщине нож и свою левую руку. – Отрежь кусок, зажарь и сожри! Больше у меня ничего нету!
Женщина зарыдала. Старики оттащили ее. Тамара спрятала нож. Люди стали медленно расходиться.
– Звери, – вздыхала Тамара, гоня машину по шоссе. – Чистые звери. У своих крадут.
– Это несчастные люди! – Никита в ответ качал головой. – Ты хоть представляешь себе, чего они натерпелись? Полный обвал, и впереди ничего. Никаких перспектив. Никакого будущего. Вообще. Это же страшно! Я не могу их ругать и осуждать. Вот честно, не могу.
– Звери, звери, – повторяла она. – Я к этим бабам присмотрелась, которые лишнюю посылку сп…здили. Обе беременные. На шестом примерно месяце, точно говорю.
– Ну и что?
– А то, что они здесь уже больше года торчат. Они уже здесь между собой перетрахались. Погоди, они еще размножаться начнут. Уссаться.
– А ты злая, – сказал Никита.
– Зато ты добрый. Минус на плюс, в результате нолик.
Небо потемнело. Сверкнуло, загрохотало. Они въехали в ливень.
– Люблю грозу в конце апреля, когда весенний что-то там! – засмеялась Тамара. – Стоп. Смотри, прямо завеса водяная. Я не могу вести. Ничего не вижу. Постоим?
– Постоим.
Тамара съехала на обочину, заглушила двигатель.
– Радио включить?
– Не надо, – сказал Никита. – Давай послушаем дождь.
Дождь и в самом деле на разные голоса тарабанил по капоту, по крыше, по стеклу. Дворники попискивали, не справляясь со струями воды.
– Послушаем дождь, – тихо повторила Тамара. – Кап-кап, трын-трын. Какой ты лирический. И добрый. Наверное, из богатой семьи? – Она выключила дворники, и в кабине стало еще темнее.
– Ну, так, – сказал Никита. – Более-менее обеспеченные. Папа доцент. Мама просто старший преподаватель.