Юлианна, или Игра в «Дочки-мачехи»
Шрифт:
Ведьма поставила на стол шкатулку, отомкнула ее ключиком и стала рыться в отделениях.
— Ревность… Обиды… Сплетни… Не то, не то… Ага, вот и он! — и она вынула обыкновенный грецкий орех, только очень темный, почти черный. — Талисман зависти! Изготовлен мною собственноручно и много раз испытан. Ну-ка, дружочек, расскажи нам, что ты видишь в этом чудо-орешке? — обратилась она к Жану.
— Вижу там, внутри, в пустоте ореха, двух мелких бесенят. Они сидят спинами друг к другу, каждый в своей половинке ореха, и косо, с угрозой друг на друга поглядывают. А между ними — перегородка,
— Так и есть. Вот этот орешек, черненькая ты моя, нужно подложить под подушку одной из ваших девчонок. Лучше той, которая приехала из провинции. Она начнет люто завидовать сестре, выросшей в баловстве и богатстве. Зависть эта будет расти и множиться… А мы поглядим, к чему она приведет вашу богомолку, и как это можно будет использовать.
— Неужели подействует? Как ты думаешь, Жан?
— Должно подействовать, хозяйка. Если бы ты могла видеть, какие злющие мордочки у этих бесенят, ты бы не сомневалась!
— Прекрасно!
— А это, — проговорила мать Ахинея, протягивая Жанне связку ремешков, — поводок и ошейник для девчонкиной собачки.
— Спасибо, мать Ахинея. Сколько всего с меня?
— Всего тысяча.
— Долларов?
— Евро.
— Что-то все начинают переходить на европейскую валюту.
— Так ведь все считать умеют, милочка!
Жанна расплатилась и, прихватив зловредный орешек и подарок для Киры, очень довольная отправилась домой.
В сопровождении Жана, естественно.
Вернувшись к дому, Жанна поставила машину на улице, неподалеку от ворот. Остановившись на подъездной дорожке, она оглядела сад и дом, в окнах которого кое-где горел свет, отбрасывая на синие вечерние сугробы сверкающие золотые квадраты и прямоугольники. С неба падали крупные хлопья снега, в саду стояла тишина. И все это — мирный свет и снежная тишина — были до умопомрачения неприятны и даже ненавистны Жанне.
А было ей здесь тошно еще и потому, что каждая снежинка в саду мерцала отраженным светом ангельского сияния: ведь Ангелы Хранители то и дело облетали дом дозором, оберегая его от всякого зла.
Она стояла, рассеянно притаптывая сапожком сверкающие снежинки, и раздумывала. Жанне очень хотелось снова сесть в машину, крутануть руль, дать по газам и умчаться отсюда куда-нибудь далеко-далеко и навсегда… Туда, где грохочет музыка, где пьют вино и танцуют, где играют в опасные игры и легко решают вопросы жизни и смерти — чужой жизни и смерти, само собой. Да, уехать бы прямо сейчас! Но только вот как? Даже и машина эта ей не принадлежит, а потому уехать навсегда пока никак не получится…
— Поехали отсюда, хозяюшка, покатаемся хоть по городу, развеем тоску, — поддержал ее мысли бес Жан, — а то и вправду совсем житья в доме не стало, темного места не сыскать, приткнуться некуда.
Жанна топнула каблучком по обледенелым плиткам дорожки, да так топнула, что ледяные осколки во все стороны брызнули.
— Садись, Жан! Поехали!
Они влезли в машину и где-то катались почти до утра. И никто в доме по ним не соскучился, никто их не хватился, никто о них даже и не спрашивал.
Глава 6
Ура! Амнистия! Да здравствует свобода!
Через неделю после начала мазайской операции Дмитрий Сергеевич за ужином объявил дочерям амнистию, то есть сократил ровно вдвое срок их пребывания под домашним арестом. Причем интересно, что ни сами девочки, ни Александра его об этом не просили. Заступались за сестер Павел Иванович и Акоп Спартакович, заступалась домоправительница Екатерина Ивановна, но успеха добилась, как ни странно, Жанна. Заметим, что у нее тут был свой интерес: сестры торчали дни напролет в своей комнате, и Жанна никак не могла подсунуть им полученный от матушки Ахинеи подлый орешек. И когда они были в лицее, ей это тоже не удавалось, потому что Александра сидела в это время в их комнате за компьютером и сочиняла для них какую-то игру по мотивам «Нарнии». Надо было как-то исхитриться выпроводить из дома всех троих, причем подальше и надолго.
Когда же девочки с Александрой гуляли в саду около дома, их Ангелы находились поблизости, а в присутствии Ангелов не больно-то напакостишь, даже если тебе помогают бесы.
Вот Жанна и уговорила Дмитрия Сергеевича объявить им амнистию, уверив его, что девочки начали бледнеть и скучать взаперти. Что было абсолютной выдумкой, поскольку девочки под арестом вовсе даже не скучали.
Но именно накануне освобождения неунывающих узниц из-под ареста произошло нечто непредвиденное, что повернуло нашу историю в совсем неожиданную сторону.
Вечером Александра сидела и что-то искала в Интернете, а девочки убирали комнату перед сном. Как ни старалась гувернантка приучить их сразу после игр и занятий все вещи класть на свои места, к концу дня пол в их комнате превращался в пестрое «поле чудес», засеянное самыми разнообразными вещами.
Вот она и придумала, чтобы сестры не оставляли беспорядок до утра, а убирали все перед сном: «У Екатерины Ивановны и Тани хватает забот по дому и без вас!» С этим трудно было поспорить — они и не спорили. К тому же во время вечерней уборки всегда находились очень важные предметы, безнадежно потерянные в течение дня.
Сестры уже заканчивали уборку, когда Александра позвала их:
— Идите-ка сюда, Юлианны, тут есть кое-что интересное для вас!
Девочки бросили совок и щетку, выключили пылесос и подбежали к ней.
— Смотрите!
На экране монитора была фотография небольшой белой часовенки с золотым куполом.
— Читайте!
Они склонились над плечами Александры и прочли:
«Вести из Карелии. Заканчиваются работы по внутреннему убранству часовни в городе Петрозаводске, посвященной святым Иулии и Анне. Часовня была освящена в августе минувшего года. Это первая в России церковь, посвященная этим святым — мученице Иулии Карфагенской и матери Богородицы, святой праведной Анне. Средства на строительство часовни и ее украшение пожертвованы меценатами города Петрозаводска; организатором ее строительства был Александр Гезалов, известный в Карелии и за ее пределами делами милосердия и храмостроительства».