Юлий Цезарь
Шрифт:
Дело происходило в равнинной местности.
Это предоставляло отличные шансы для действий конницы.
Поэтому Цезарь приказал спешиться галлам, присоединенным к его войску, а опустевшие седла их коней тотчас приняли новых седоков в лице солдат того самого, вернейшего из верных, 10-го легиона. В случае чего они бы задали жару кому угодно!
Итак, «была большая равнина и на ней довольно высокий земляной холм. Это место находилось почти на одинаковом расстоянии от лагерей Цезаря и Ариовиста. Сюда они и явились для переговоров, как условились раньше. Легиону, посаженному на коней, Цезарь приказал остановиться в двухстах шагах от холма. На таком
Когда наконец они друг с другом встретились, Цезарь в начале своей речи упомянул о милостях, оказанных Ариовисту им и сенатом. Он указывал, что Ариовист получил от нашего сената титул царя и друга и что ему посылались самые почетные дары; это отличие, говорил он, лишь немногим доставалось на долю и обыкновенно дается в награду только за большие заслуги.
Хотя Ариовист не имел ни повода, ни законного основания для подобных притязаний, однако он получил такое отличие только благодаря милости и щедрости Цезаря и сената. Цезарь ссылался и на то, как давно и как законно существует близкая связь у римлян с эдуями, как часто в самых лестных выражениях составлялись постановления сената по отношению к эдуям; как эдуи еще до заключения с нами дружественного союза всегда занимали первое место во всей Галлии.
Римский народ привык заботиться о том, чтобы его союзники и друзья не только не теряли ничего своего, но чтобы, наоборот, усиливались в своем влиянии, видном положении и почете: кто мог бы потерпеть, чтобы у них было отнято то, чем они владели к моменту заключения дружественного союза с римским народом?
Наконец, Цезарь повторил те требования, которые он заявлял раньше через послов: Ариовист не должен идти войной ни на эдуев, ни на их союзников и обязан вернуть заложников; если он не может хоть некоторую часть германцев отправить обратно на родину, то пусть он, по крайней мере, не допускает их дальнейшего перехода через Рейн».
Ариовист, как мы помним, сделал все, чтобы как можно серьезнее затянуть переговоры. Но теперь, стоя прямо перед Цезарем, играть в кошки-мышки было уже нельзя. Цезарь ждал ответа. Он закипал от гнева, хотя внешне это было решительно незаметно. И ответ последовал.
Ариовист заметил, что якобы
«он перешел через Рейн не по своему побуждению, но по просьбе и приглашению галлов; не без больших надежд и расчета на важные выгоды он оставил родину и близких; места для жительства в Галлии уступлены ему самими галлами, заложники даны по их доброй воле; дань он берет по праву войны, именно ту, которую победители обыкновенно налагают на побежденных.
Не он начал войну с галлами, а галлы с ним: все галльские общины выступили против него и стали лагерем; но все эти силы были им разбиты и побеждены в одном сражении. Если они снова хотят с ним померяться, то и он снова готов сразиться; если же хотят иметь мир, то несправедливо отказывать в дани, которую они до сих пор платили добровольно. Дружба римского народа должна служить ему украшением и защитой, а не приносить вред: с этим расчетом он и искал ее. Если по милости римского народа дань будет сложена, а сдавшиеся будут у него отобраны, то он откажется от дружбы с римским народом столь же охотно, как искал ее. Что он переводит в Галлию массу германцев, это он делает для своей безопасности, а не для завоевания Галлии: доказательством служит то, что он пришел сюда по просьбе галлов и вел войну не наступательную, но оборонительную. Он пришел в Галлию раньше, чем римский народ. До сего времени войско римского народа ни разу не выходило за пределы Провинции Галлии.
Что Цезарю нужно? Зачем он вступает в его владения? Эта Галлия – его провинция, как та – римская. Как ему самому не следовало бы позволять вторгаться в наши земли, так и с нашей стороны несправедливо вмешиваться в его права.
Цезарь говорит, что сенат назвал эдуев братьями; но он не до такой степени груб и невежествен, чтобы не знать того, что ни в последнюю войну с аллоброгами эдуи не помогали римлянам, ни сами в борьбе с ним и с секванами не пользовались помощью римского народа. Ему приходится догадываться, что дружба с эдуями – простой предлог и что войско, которое Цезарь держит в Галлии, он держит для уничтожения Ариовиста. Если Цезарь не уйдет и не выведет отсюда своего войска, то он будет считать его не другом, а врагом; и если его убьет, то этим доставит большое удовольствие многим знатным и видным римлянам: это ему известно от их собственных гонцов, и его смертью он мог бы купить расположение и дружбу всех их. Но если Цезарь уйдет и предоставит ему беспрепятственное обладание Галлией, то он отплатит ему большими услугами и все войны, какие Цезарь пожелает вести, доведет до конца без всяких хлопот и риска для Цезаря».
Таков был ответ Ариовиста.
Согласитесь, нельзя не признать за ним дара ораторского, равно как и исключительно коварного нрава! Он убедителен почти в той же мере, что и Цезарь.
Да, достойно ответить на такой монолог – задача непростая. Цезарь, не убоявшись и не выказав смущения, продолжил убеждать Ариовиста в неправедности избранной им позиции в данном вопросе, но внезапно ему донесли, что « всадники Ариовиста приближаются к холму, наскакивают на наших и пускают в них камни и копья».
Ариовист и не думал о мирных переговорах.
Этот коварный германец вновь отвлек на себя внимание Цезаря в надежде, что его воины ловким маневром зайдут римлянам с фланга. Не зря, совсем не зря Цезарь поменял галлов на самых отборных своих легионеров! Но, как и Наполеон Бонапарт предпочитал лишний раз не беспокоить свою великую, закаленную в боях гвардию, так и Цезарь не спешил устремлять конницу на противника, хотя, без сомнения, стер бы людей Ариовиста в порошок. В итоге все завершилось простой перестрелкой.
Если положиться на текст «Записок», он не желал немедленно атаковать лишь потому, что предвидел высокую вероятность обвинения его в вероломном нападении во время переговоров. Причем это не такое уж и безумное предположение, особенно учитывая невероятную изворотливость и коварство, что в полной мере явил Ариовист.
Несмотря на несуразный итог переговоров, легионеры не утратили бодрости духа, недавно пробужденного обращением к ним Цезаря. Они по-прежнему были готовы сражаться и ждали лишь приказа Цезаря.
Прошла беспокойная ночь, а наутро из стана Ариовиста вновь пожаловали… парламентеры! Они довели до сведения Юлия Цезаря, что он-де давеча все не так понял, и что на самом-то деле их великий вождь Ариовист только и мечтает о том, чтобы довести мирные переговоры до финала, что удовлетворил бы обе стороны. И это после того, как едва не началась кровавая сеча…
Цезарь, понятное дело, ответил отказом.
Какие теперь могли вообще быть переговоры?
О чем, спрашивается?!
Да, признаться, у него теперь вовсе не было желания направлять к врагам своих людей из серьезного опасения за их участь. Впрочем, он все-таки отправил двух опытных послов, но те были встречены огульной руганью Ариовиста, который затем попрал неприкосновенность их статуса и приказал заковать в цепи.