Юлий Цезарь
Шрифт:
Поистине кровью за кровь!
Итак, первый же эпизод войны был невероятно скоро выигран Цезарем, причем при более чем минимальных потерях в живой силе. Цезарь оказался на порядки более искусным военным стратегом, нежели те, кто вел за собой галльское воинство. Казалось бы, победа более чем убедительно продемонстрировала военное превосходство римлян. Не исключено, что некоторые военачальники, возблагодарив судьбу за столь быстрое завершение войны, поспешили бы повернуть назад, к дому, чтобы насладиться триумфом.
Но только не Цезарь!
Для него война еще только началась, и он и не помышлял завершать ее, не уничтожив галльскую заразу в самом ее зародыше. На какое спокойствие можно было рассчитывать Риму, когда у границ его провинций метались бы галльские орды, самовольно лишившие себя
Дивикон и Цезарь
Он пишет: « Чтобы догнать после этого сражения остальные силы гельветов, Цезарь распорядился построить на Араре мост и по нему перевел свое войско. Его внезапное приближение поразило гельветов, так как они увидели, что он в один день осуществил переправу, которая удалась им едва-едва в двадцать дней».
Наконец-то галлов пробрало до глубины души!
Судя по всему, они только тогда осознали в своей массе, что тщатся противостоять совершенно необычному человеку. Да полно, человеку ли? Наверняка их подверженный неизбывной силе суеверий рассудок нарисовал какие-то чудовищные картины, и этого было довольно. Ужас неизъяснимый объял их скудные сердца, и они запаниковали, даже не думая о сопротивлении!
Что оставалось неразумным галлам?
Попытаться затеять мирные переговоры и хотя бы на время выиграть себе передышку.
Что ж, правильный шаг.
Итак,
«они отправили к нему послов. Во главе их был князь Дивикон, который когда-то был вождем гельветов в войне с Кассием. Он начал такую речь к Цезарю: если римский народ желает мира с гельветами, то они пойдут туда и будут жить там, где он им укажет места для поселения; но если Цезарь намерен продолжать войну с ними, то пусть он вспомнит о прежнем поражении римлян и об унаследованной от предков храбрости гельветов. Если он неожиданно напал на один паг в то время, как переправлявшиеся не могли подать помощи своим, то пусть он не приписывает эту удачу главным образом своей доблести и к ним не относится свысока. От своих отцов и дедов они научились тому, чтобы в сражениях полагаться только на храбрость, а не прибегать к хитростям и засадам. Поэтому пусть он не доводит дела до того, чтобы то место, на котором они теперь стоят, получило название и известность от поражения римлян и уничтожения их армии».
Как вам это нравится?!
Наглость галлов беспримерна, а глупость очевидна.
Поведи они переговоры должным образом, возможно, у них был шанс еще хоть как-то спасти свое лицо.
Но хамить Юлию Цезарю?
Это чревато…
Читаем в «Записках»:
«Цезарь дал им такой ответ: он тем менее колеблется, что твердо держит в памяти то происшествие, на которое ссылались гельветские послы, и тем более им огорчен, чем менее оно было заслужено римским народом. Ведь если бы римляне сознавали себя виновными в какой-либо несправедливости, то им нетрудно было бы остеречься; но они ошиблись именно потому, что их действия не давали им повода к опасениям, а бояться без причины они не находили нужным.
Итак, если он даже и готов забыть о прежнем позоре, неужели он может изгладить из своей памяти недавнее правонарушение, именно что гельветы против его воли попытались силой пройти через Провинцию и причинили много беспокойства эдуям, амбаррам, аллоброгам? К тому же сводится их надменное хвастовство своей победой и удивление, что так долго остаются безнаказанными причиненные ими обиды. Но ведь бессмертные боги любят давать иногда тем, кого они желают покарать за преступления, большое благополучие и продолжительную безнаказанность, чтобы с переменой судьбы было тяжелее их горе. При всем том, однако, если они дадут ему заложников в удостоверение готовности исполнить свои обещания и если удовлетворят эдуев за обиды, причиненные им и их союзникам, а также аллоброгов, то он согласен на мир с ними. Дивикон отвечал: гельветы научились у своих предков брать заложников и не давать их: этому сам римский народ свидетель. С этим ответом он удалился».
Что ж, единственная возможность хоть каких-то мирных инициатив была провалена.
Галлы снялись с лагеря на следующий же день, а потом им неожиданно повезло. Конные отряды Цезаря, их преследовавшие, чересчур увлеклись погоней и забыли о необходимости постоянно сочетать преследование с выбором стратегически выгодных для себя позиций. Галлы немедленно этим воспользовались (как же, впервые в этой войне им улыбнулась удача!). Произошло диво: пятьсот галлов смогли отбросить могучую конную рать римлян! Неважно, что римляне потеряли при этом всего-то несколько человек убитыми. Главное, это удавшийся маневр! Галлы моментально воспрянули духом и обрели свойственную их племени агрессивность. Они забылись настолько, что сами принялись атаковать римлян.
Но даже атакуя, они вынуждены были отступать.
Парадокс!
Между армиями расстояние составляло не более восьми километров.
Движение не замирало.
Так прошло с полмесяца.
Офицеры Цезаря недоумевали, отчего он медлит и не позволяет им бросить легионы на армию галлов. Но Цезарь имел на это свои резоны, как можно будет убедиться позднее.
Как это всегда случается в походе, очень быстро возникла проблема с продовольствием. Легионерам Цезаря удавалось пресекать все попытки галлов разжиться фуражом и съестными припасами. Забавно, но происходившее тогда сильно походило на переломный этап Отечественной войны 1812 года, когда Кутузов неотрывно следовал за спасающимися бегством, обмороженными и умирающими с голода гвардейцами Наполеона Бонапарта…
Только вот в отличие от войск генералиссимуса Михаила Кутузова, не обделенных продовольствием и фуражом, дела самих римлян в этом плане были далеко не блестящи. Причину подобного положения детально вскрывает в своей работе автор «Записок о Галльской войне».
Он свидетельствует:
«Между тем Цезарь каждый день требовал от эдуев хлеба, официально ими обещанного. При упомянутом северном положении Галлии, вследствие холодного климата, не только еще не созрел хлеб на полях, но даже и фуража было недостаточно; а тем хлебом, который он подвез по реке Арару на судах, он почти не мог пользоваться, так как гельветы свернули в сторону от Арара, а он не хотел упускать их из виду. Эдуи оттягивали дело со дня на день, уверяя его, что хлеб собирается, свозится, уже готов. Цезарь понял, что его уж очень долго обманывают; а между тем наступал срок распределения хлеба между солдатами. Тогда он созвал эдуйских князей, которых было много в его лагере. В числе их были, между прочим, Дивитиак и Лиск. Последний был в то время верховным правителем, который называется у эдуев вергобретом, избирается на год и имеет над своими согражданами право жизни и смерти. Цезарь предъявил им тяжкие обвинения в том, что, когда хлеба нельзя ни купить, ни взять с полей, в такое тяжелое время, при такой близости врагов они ему не помогают, а между тем он решился на эту войну, главным образом, по их просьбе; но еще более он жаловался на то, что ему вообще изменили.
Только тогда, после речи Цезаря, Лиск высказал то, о чем раньше молчал. Есть известные люди, говорил он, очень авторитетные и популярные у простого народа, личное влияние которых сильнее, чем у самих властей. Вот они-то своими мятежными и злостными речами и отпугивают народ от обязательной для него доставки хлеба: раз уж эдуи, говорят они, не могут стать во главе Галлии, то все же лучше покориться галлам, чем римлянам: ведь если римляне победят гельветов, то они, несомненно, поработят эдуев так же, как и остальных галлов. Те же агитаторы выдают врагам наши планы и все, что делается в лагере; обуздать их он, Лиск, не может. Мало того, он понимает, какой опасности он подверг себя вынужденным сообщением Цезарю того, что он обязан был сообщить; вот почему он, пока только можно было, молчал.