Юлий Цезарь
Шрифт:
И одевался он, говорят, по-особенному: он носил сенаторскую тунику с бахромой на рукавах и непременно ее подпоясывал, но слегка: отсюда и пошло словцо Суллы, который не раз советовал оптиматам остерегаться плохо подпоясанного юнца».
Выбирал Цезарь долго, но в итоге остановил свой выбор на Кальпурнии, красивой и добродетельной девушке из знатного рода. Уместно отметить, что жену подбирал себе Цезарь-консул, а не простой человек. Ему мало было просто удачно жениться. Он хотел жениться таким образом, чтобы максимально использовать родню своей избранницы для упрочения своей власти. В случае Цезаря это оказался даже не дуплет, а триплет, поскольку параллельно он сумел пристроить и свою дочь – этот союз также был ему на руку, даже весьма.
Но
«Около того же времени он женился на Кальпурнии, дочери Луция Пизона, своего преемника по консульству, а свою дочь Юлию выдал за Гнея Помпея, отказав ее первому жениху Сервилию Цепиону, хотя тот и был его главным помощником в борьбе против Бибула. Породнившись с Помпеем, он стал при голосовании спрашивать мнение у него первого, тогда как раньше он начинал с Красса, а обычай требовал держаться в течение всего года того порядка спроса, какой был принят консулом в январские календы(1 января. – Г. Б.).
При поддержке зятя и тестя он выбрал себе в управление из всех провинций Галлию, которая своими богатыми возможностями и благоприятной обстановкой сулила ему триумфы. Сначала он получил по Ватиниеву закону(то есть волей народа, а не по решению сената. – Г. Б.) только Цизальпинскую Галлию с прилежащим Иллириком, но вскоре сенат прибавил ему и Косматую Галлию: сенаторы боялись, что в случае их отказа он получит ее от народа.
Окрыленный радостью, он не удержался, чтобы не похвалиться через несколько дней перед всем сенатом, что он достиг цели своих желаний, несмотря на недовольство и жалобы противников, и что теперь-то он их всех оседлает. Кто-то оскорбительно заметил, что для женщины это нелегко; он ответил, как бы шутя, что и в Сирии царствовала Семирамида, и немалой частью Азии владели некогда амазонки».
Однако вернемся к четвертому браку Цезаря.
Кальпурния смогла стать славной женой для Цезаря. Он действительно сделал удачный выбор! Кальпурния оставалась его супругой на протяжении целых пятнадцати лет, вплоть до его смерти в 44 г. до н. э.
Как пишет о Кальпурнии Жак Роэрга де Сервье в уже упоминавшейся нами работе «Жены двенадцати цезарей», « ее несравненная красота сочеталась с поразительным здравомыслием, острословием и красноречием, в чем она не уступала самым выдающимся ораторам, к тому же она была наделена истинно царской щедростью». Что ж, у Цезаря и Кальпурнии явно было немало общего. Сам блестящий оратор и властитель, никогда не стоявший за деньгами ради пущего эффекта или заветной цели, Цезарь наверняка был очарован, встретив схожие качества у своей супруги!
Де Сервье именно это и отмечает:
«Короче говоря, это была женщина, во всех отношениях подходящая для такого человека, как Цезарь, который вынашивал поражающие воображение планы завоевания мира.
При всех неудачах и превратностях судьбы Кальпурния умела сохранять душевное спокойствие, ровный нрав, и этого в ней ничто не могло изменить. Какие бы победы, какие триумфы ни одерживал бы Цезарь, у нее от этого не прибавлялось ни чванства, ни гордыни.
Трудно, конечно, встретить такую женщину среди тех, кто занимает столь высокое положение в обществе, и это тем более заслуживало особой похвалы в Кальпурнии, ибо все вокруг, казалось, возносили до небес ее амбиции и тщеславие. У нее не было большого состояния, как у Цезаря, который, будучи простым сенатором, только благодаря своему выдающемуся гению и поразительному, несравненному мужеству стал властелином римлян».
Впрочем, за семейной жизнью Цезарь отнюдь не забывал об институте власти. Своего тестя, отца Кальпурнии, он сумел протолкнуть на пост консула, чтобы тому перешли полномочия после того, как закончится консулат Цезаря. Естественно, это было им сделано лишь для того, чтобы и далее продолжать управлять Римом. Эта политическая интрига была настолько неприкрытой, что не укрылась от всеобщего внимания, вызвав немало едких пересудов. Когда Пизон сделался консулом, как отмечает Плутарх, « это вызвало сильное негодование Катона, заявлявшего, что нет сил терпеть этих людей, которые брачными союзами добывают высшую власть в государстве и с помощью женщин передают друг другу войска, провинции и должности». Катон был далеко не одинок; целый ряд сенаторов был не в восторге от того, как Цезарь пытается обходить ради власти все мыслимые законы. Другой новоявленный родственник Цезаря, Помпей, тоже не остался в долгу, деятельно ему помогая.
Катон и Порция (Музей Ватикана)
У Плутарха сказано: « Помпей вскоре же после своей свадьбы заполнил форум вооруженными воинами и этим помог народу добиться утверждения законов, а Цезарю получить в управление на пять лет обе Галлии – Предальпийскую и Заальпийскую – вместе с Иллириком и четыре легиона. Катона, который отважился выступить против этого, Цезарь отправил в тюрьму, рассчитывая, что тот обратится с жалобой к народным трибунам. Однако, видя, что Катон, не говоря ни слова, позволяет увести себя и что не только лучшие граждане угнетены этим, но и народ, из уважения к добродетели Катона, молча и в унынии следует за ним, Цезарь сам тайком попросил одного из народных трибунов освободить Катона».
Вообще, тогда сенат римский изрядно лихорадило. Происходило что-то несусветное, прежде небывалое. Во всем этом был, конечно же, повинен Цезарь. Ряд красноречивых штрихов, найденных нами у Плутарха, прекрасно отражает тогдашнюю атмосферу на римском олимпе власти:
«Бибул, товарищ Цезаря по консульству, всеми силами противодействовал его законопроектам; но так как он ничего не добился и даже вместе с Катоном рисковал быть убитым на форуме, то заперся у себя дома и не появлялся до истечения срока должности… Из остальных сенаторов лишь очень немногие посещали вместе с Цезарем заседания сената, прочие же, недовольные оскорблением их достоинства, воздерживались от участия в делах. Когда Консидий, один из самых престарелых, сказал однажды, что они не приходят из страха перед оружием и воинами, Цезарь спросил его: „Так почему же ты не боишься и не остаешься дома?“ Консидий отвечал: „Меня освобождает от страха моя старость, ибо краткий срок жизни, оставшийся мне, не требует большой осторожности“.
Но наиболее позорным из всех тогдашних событий считали то, что в консульство Цезаря народным трибуном был избран тот самый Клодий, который осквернил и брак Цезаря, и таинство ночного священнодействия. Избран же он был с целью погубить Цицерона; и сам Цезарь отправился в свою провинцию лишь после того, как с помощью Клодия ниспроверг Цицерона и добился его изгнания из Италии».
Несмотря на то что, казалось, Цезарю практически во всем сопутствовала удача, его самоуправство и намеренное попирание законов не могло, конечно же, не возыметь последствий. У него были достаточно могущественные противники, не менее самого Цезаря жаждавшие припасть к кормилу власти. То, что консулом после Цезаря стал Пизон, не снимало с него ответственности за все его деяния, осуществленные в течение консульского срока. В воздухе явственно запахло судом.
Светоний пишет:
«По окончании его консульства преторы Гай Меммий и Луций Домиций потребовали расследования мероприятий истекшего года. Цезарь поручил это сенату, но сенат отказался. Потратив три дня в бесплодных пререканиях, он уехал в провинцию. Тотчас, как бы в знак предупреждения ему, был взят под суд по нескольким обвинениям его квестор; а вскоре и его самого потребовал к ответу народный трибун Луций Антистий, и, только обратясь к другим трибунам, Цезарь добился, чтобы его не привлекали к суду, пока он отсутствует по делам государства.