Юность Барона. Потери
Шрифт:
– Что это?
– Вот словно чувствовала, помимо чулок кофточку новую прикупила. Давай-давай, мойся-переодевайся. А мы тебя здесь ждем… Фффу, Ленка, ну как же от тебя воняет!
– Да, но…
– И никаких «но»!
Внимательнейшим образом ознакомившись с отчетом Кудрявцева, Петр Семенович незамедлительно затребовал на ковер Синюгина.
То был большой, грузный человек с гладко обритым, лоснящимся черепом. Холеное лицо его, с отвислыми щеками и тяжелыми мешками под глазами, несло на себе отпечаток сытости и самодовольства. Словом, Синюгин являл собой типичного представителя «кабинетного оперативного работника»,
17
Строчки из песни «Орлёнок», написанной в 1936 году композитором Виктором Белым на стихи поэта Якова Шведова специально к спектаклю Театра Моссовета «Хлопчик». Всеобщее распространение и народную любовь песня получила в годы Великой Отечественной войны.
– …Завтра Иващенко передаст твоим, Ван Ваныч, орлам на доследствие материалы по Сортировочной. Ты в курсе за эту историю?
– В общих чертах.
– Валентин Сергеевич склонен думать, что там имели место быть техническая неисправность и ошибка работника депо. Но лично МНЕ кажется, не все так просто. Знаешь, как это бывает? Всё вышло случайно, хотя на самом деле так и планировалось?
– Виноват. Яне вполне… э-э-э-э… – Синюгин скорчил гримасу, должную, по его мнению, отображать мучительную работу мысли.
Томашевский гримасу считал и внутренне ругнулся. Болезненно припомнив, что с сидящим напротив выдвиженцем тонкие намеки не срабатывают. Тут надобно разжевывать предельно конкретно.
– Есть информация, что к этому ЧП, более смахивающему на диверсию, может быть причастен инженер-путеец Алексеев. Вот этот самый. Читай где подчеркнуто.
Старательно шевеля губами, Синюгин прошелся по выделенному тексту.
Не постигнув сути, он невольно перекинул взгляд в начало документа, намереваясь добрать информацию из «шапочного» зачина, но Томашевский эту уловку решительно пресек:
– Отставить! Прочее тебе пока знать необязательно.
– Виноват.
– Короче, в ближайшее время нужно брать этого инженера. Равно как сцепщика Истомина и дежурившего в тот день механика мастерских Штильмана. И уже здесь, у нас, поработать с этими железнодорожниками плотнее. Как говорится, гуртом и батьку мутузить сподручнее.
Последняя фраза была произнесена хоть и цинично, но зато вполне откровенно.
– А-а-а?.. Э-э-э… Сцепщик, механик – оно понятно. Но вот… – Откровенности начальства Синюгин не оценил. Точнее – не распознал. – А что там за… информация? Я к тому, что Алексеев вроде как не имеет прямого отношения к Сортировке?
– Алексеев числится по железнодорожному ведомству с 1918 года, – едва сдерживаясь, на пальцах начал раскладывать Томашевский. – Следовательно, за эти годы был знаком с огромным количеством обслуживающего технического персонала – как нынешнего, так и бывшего. Равно как досконально знает местные тонкости и нюансы. Включая посты охраны и пути подхода-отхода к станциям. Смекаешь, куда клоню?
– Кажется, да.
– И еще: полгода назад на Сортировке проводили реконструкцию с частичной заменой полотна. Проект и последующий инженерный надзор осуществлял отдел, где сейчас трудится Алексеев.
– Так точно, – посветлел лицом Синюгин.
«Ну наконец-то! Кажется, дошло?»
– А коли ясно – иди, работай. Горячку пороть, разумеется, не стоит. Но и не затягивайте с этим делом, время дорого.
– Слушаюсь…
Синюгин с облегчением выкатился из начальственного кабинета, а вымотанный диалогом Петр Семенович внутренне собрался и пододвинул к себе телефонный аппарат.
Властно бросил в трубку:
– Литвин! Соедини меня с Москвой. Да. Жду…
Все то время, пока дежурный обеспечивал соединение, Томашевский нервно постукивал костяшками пальцев по зеленому бархату столешницы.
– Алло?! Пал Григорич? Город Ленина беспокоит! Не отвлекаю от трудов праведных? – В голосе Томашевского отчетливо зазвучали несвойственные ему подобострастно-угоднические нотки.
Зазвучали, к слову, совсем не фальшиво. Так что, присутствуй сейчас в кабинете покойный Станиславский, наверняка вынес бы свое решительное: «Верю!»
– Тут, Пал Григорич, мои орлы одно дельце разматывают. По факту подготовки диверсии на железнодорожной станции… Так что ж? Стараемся. Враг не дремлет, но и мы бодрствуем! Именно… Я к чему веду: похоже, один из подозреваемых – близкая связь вашего… Ну вы понимаете о ком я?.. Насколько близкая? Да, можно сказать, почти родственная. Представляет интерес?.. Прекрасно. В таком случае, как только мы его возьмем, я сразу просигнализирую, и мы скоординируем дальнейшие действия… Да-да, именно в таком аспекте… А как в остальном? Супруга, детишки?.. Па-аанятно… Приветы им от меня, всенепременно… Ну не смею больше… Хорошо. Всего доброго.
Томашевский вернул трубку на прежнее место, сердито посмотрел на телефон и, спуская пар, выругался в адрес столичного собеседника:
– У-уу, холуй в лампасах! Почесалася свинья о лубянский тын!
Благо собеседник его уже не мог слышать…
– …а ведь я знала, Барон, что этой ночью ты от меня никуда не денешься.
– Откуда такая проницательность, Любаша?
– А у меня бабушка колдуньей была.
– Да неужто? Настоящей колдуньей?
– Ну вещуньей. Или как правильно? Ведуньей?
– Да неважно.
– Согласна, неважно. Главное, я наворожила, что сегодня ты обязательно будешь мой. И, видишь, все получилось?
– Вижу. Вернее – плохо вижу, темно.
– А так?
– У-у-у! Теперь – да.
– И как я тебе?
– Хорош-ша! Крыть нечем.
– Так уж и нечем?
– Ну постараемся сыскать. Дополнительные резервы.
– Обязательно сыщи. А пока обними меня! Еще крепче… Еще… Еще… Еще…
Глава вторая
Барона разбудило пение птиц. Это было столь поразительно, что он не сразу сообразил, где находится. Но стоило лишь разлепить веки, как реальность, в виде аскетичной и неопрятной конурки блат-хаты, расставила все по местам. Попутно выяснилось, что он лежит в кровати, под ватиновым одеялом и в костюме Адама.