Юность воина
Шрифт:
Стоило пожелать — и началось резкое снижение, от которого захватило дух. Резкий рывок — и он завис над собственной напряженной фигурой. А потом, будто в открытую воронку, влился внутрь через голову.
Ощущения были изумительными. Он по-прежнему видел все вокруг себя, и при этом собственное тело воспринималось будто надетые сверху доспехи. В нем теперь было достаточно силы, чтобы сделать что угодно. И, судя по движению лесничего, прошло всего ничего. Тот все еще тянулся в выпаде. А Блор отчетливо увидел: сейчас он обязан шагнуть в
Но зачем ему действовать так? Вот именно! И Блор сдвинулся вперед, уходя от очень медленно надвигающегося меча. Он пошел на сближение, чего никогда не смог бы в нормальной ситуации, но в эту секунду он точно предугадывал каждое движение противника. И испуг Зевтица, когда тот обнаружил Блора буквально вплотную, а не отпрыгивающего назад, даже позабавил. Но думать было некогда.
Блор вонзил нож в живот лесничего. Выдернул и опять воткнул. Три, четыре раза подряд, разрезая плоть со всей возможной силой. Очень быстро, не обращая внимания на брызжущую на руки и одежду кровь. Почти прижавшись, он наносил уколы вновь и вновь, вытаскивая осознанно грубым движением. Не просто рана — разорванная, и как можно паршивее.
И тут все закончилось. Пропало изумительное восприятие, когда одновременно видишь все, исчезло невозможное замедление времени, и он находился вплотную к Зевтицу без наличия недавнего преимущества. Сейчас тот его пришибет.
Блор со всей возможной поспешностью отскочил, чуть не упав, и опять замер в стойке, тяжело дыша и готовый драться. Лесничий стоял, глядя на него изумленным взором. Меч валялся на земле, а рукой он зажимал разрезанный живот, из которого лезли синие кишки. Потом рухнул на колени.
— Как? — прохрипел изумленно.
— Воин помогает честным и не любит отравителей, предателей и нарушивших клятву, — с глубокой убежденностью заявил Блор. Теперь он точно это знал, и никому не поколебать глубокой его уверенности.
Лесничий скривил в оскале рот в жуткой ухмылке.
— Алчность, гнев и ревность до добра не доводят, — произнес он с трудом и неожиданно подмигнул. — Слово не пустой звук?
— Ты был для меня хорошим учителем. Во всех отношениях.
Он не стал объяснять, что и в искусстве обмана тоже. Впервые так прокололся за последние годы. Потерял бдительность из-за того, что решил, будто поймал удачу. Не в слуги взяли, не мальчиком на побегушках. В качестве воспитанника воинов. Редко кому в их компании так повезло. Вот и вляпался.
Думать надо. Всегда думать. Не доверяй никому полностью и не будь откровенным до конца. Всегда держи нож наготове. Это жизнь, пришлось повидать разное. Хорошему научиться трудно. Плохое всегда смотрится заманчивее. Люди идут по пути наименьшего сопротивления, однако данная дорога не для него.
— Меч в могилу? — спросил без большой охоты. Самому пригодится. — Ты погиб в бою.
— Нет. Бесполезно. Воин видел.
— Да. Он знает.
— Не. Говори. Никому, — произнося каждое слово отчетливо, но с паузой, говорил Зевтиц. — Как. Умерли. Все. Боги. Знают. Людям. Нет.
— Да. Память родных — важно. «Нельзя отвергать совершившего ошибку, — процитировал Блор Кодекс Воина. — Однажды оступившийся будет благоразумнее в поведении, а близкие не отвечают за преступника».
Лесничий улыбнулся с заметным облегчением, впервые на памяти Блора светло и открыто, и осел. Он еще не умер, но сила, державшая его на земле до сих пор, вся ушла. Началась агония. Блор стоял и смотрел, как из могучего тела предателя и отравителя уходили последние капли крови.
«Тот, кто стремится спасти свою жизнь, потеряет ее; тот же, кто готов отдать свою жизнь, — сохранит», — звучали у него в мыслях знакомые слова.
— Спасибо, Воин, — сказал Блор, подняв голову к небу, когда все закончилось, — жертва будет хорошей. Я обещаю.
Он обошел по дуге мертвое тело и направился к палатке. Собственно, еще когда он был… кем же он был… не столь важно… Он прекрасно видел, что внутри нет живых, как и вообще в долине, помимо него и Зевтица. Так что особых эмоций проткнутый копьем насквозь на манер мотылька Уоррен не вызвал.
Как и фем Кнаут, лежащий на спине с перерезанным одним движением горлом. Голова держалась буквально на ниточке и лежала на плече с возмущенным выражением. Ковер весь пропитался кровью мертвецов, и ноги неприятно хлюпали. Блору было слегка не до того. Он напрямую прошел к ложу хозяина и извлек из походного ларца хорошо знакомую заветную флягу. Неоднократно видел раньше, где лорд ее держит.
Нетерпеливо вырвал пробку и обнаружил, что осталось совсем немного. Видимо, хозяин недурно прикладывался в одиночку, требуя от остальных неукоснительной трезвости. Маленькие, уже никому не нужные и совсем не интересные тайны. Запрокинул голову и заметил, что рука дрожит. Горлышко стучало по зубам.
Блор почти упал на устилающие доски мягкие одеяла и принялся старательно размеренно дышать, согласно храмовой науке. Единственное, что он взял от школы и признал полезным. Стало легче. Успокоился после десяти минут медитации и очищения души привычным ритмом молитвы. Можно продолжать грешить.
Жгучая жидкость опять пошла в желудок, давая приятное тепло. Все-таки озноб не ушел окончательно. Это явно был не страх, а продолжение простуды. Худшее, что он может себе представить, — это болезнь в горах. Никто даже воды не согреет.
«Стоп, — сказал сам себе. — Какие горы? Я что, собрался здесь сидеть? Нет, конечно». Значит, надо собираться и возвращаться. Еда и что? Безусловно, ценности. Так или иначе, он обязан доставить их вместе с известием о гибели бывшего хозяина домой. Это важно. Очень. Фамильное кольцо-печатка и бумаги.