Юный техник, 2004 № 09
Шрифт:
Объемный «чертеж» будущего организма действительно скорее всего представляет не простую запись, где каждый ген, говоря упрощенно, соответствует букве или цифре, а всю хромосомную последовательность — нечто вроде описания организма. В таком случае утрата или повреждение любой частички генома приводила бы к непоправимым искажениям «образа» воссоздаваемого органа или организма.
Однако, как показывает практика, так случается далеко не всегда — и у нас, и у наших «братьев меньших» есть устройства для исправления ошибок. А такое устройство может функционировать лишь в том случае, когда «образ» сохраняется и при искажении геномного кода. То есть в
По мнению академика В.П. Казначеева, не только зрительная, но и иная информация содержится в нашем мозгу, а опять-таки в виде голографических или иных подобных образов. Только так можно объяснить завидную «помехоустойчивость» нашего мозга, его способность принимать верные решения при недостатке информации или даже ее недостоверности.
«Интуиция сработала!» — говорим мы тогда. Более того, поскольку наш мир состоит из элементарных частиц, которые могут обладать как корпускулярными, так и волновыми свойствами, некоторые исследователи склонны полагать, что они теряют тем самым признаки четкой локальности, то есть, говоря иначе, могут существовать одновременно… по всей Вселенной! А сама она тоже представляет собой своего рода голограмму.
Следовательно, все космические тела, включая Землю, пребывают одновременно в любой точке пространства. А такое предположение, в свою очередь, позволяет, среди прочего, объяснить и эффект дальнодействия, свойственный «спутанным» фотонам или электронам. Просто это одна и та же частица, фиксируемая в разных местах…
Тем не менее, дистанция от квантовой телепортации до «телопортации» пока еще очень велика. Скажем, тот же А. Цайлингер выразил сомнение, что она может быть осуществлена в ближайшем будущем. Если представить себе, рассуждает он, что мы стали сканировать человека с помощью некой аппаратуры с атомарной разрешающей способностью, то объем информации, собранной нами, достиг бы 10 32бит. Чтобы уместить все собранные данные, скажем, на одном CD-ROM'e, пришлось бы использовать диск диаметром в… 1000 км!
Так что говорить о том, что вскоре мы сможем познавать миры, рассылая по Вселенной своих голографических двойников-«фантомов», пока еще рано. Но вообще-то ничего противоречащего законам физики в том нет. Именно так, скажем, предлагает осуществлять изучение космоса известный ученый, бывший космонавт, доктор технических наук К.П. Феоктистов. По его мнению, существующие аппараты годятся для изучения лишь околоземного пространства. А улететь с их помощью к звездам человечеству вряд ли удастся.
ГОРИЗОНТЫ НАУКИ И ТЕХНИКИ
Как взвесить… невидимку?
Оглянитесь вокруг. Дома, автомобили, самолет в небе. По радио объявили о запуске нового космического корабля… Все это и многое, многое другое было б немыслимо, если бы люди не знали, из какого вещества что делать, не умели составлять сплавы с заранее заданными свойствами, не умели анализировать, что у них получается. Причем все чаще примеси в том или ином материале (скажем, в полупроводнике) нужно исчислять с точностью до молекулы. Но как определить, что это за молекула?
Обычно это делают по ее молекулярному весу. Взвешивать же молекулы научились далеко не сразу. История тут длинная. Вот некоторые ее фрагменты…
Даже если бы мы вдруг настолько уменьшились в росте, что могли бы оперировать отдельными молекулами, которые разглядеть можно далеко не во всякий микроскоп, взвесить эти частички вещества оказалось бы не просто. Прежде всего, молекулы мечутся в броуновском движении. Особенно это свойственно молекулам газа. И когда встала задача научиться их взвешивать, к ней долго не могли подступиться.
Вот как справился с этой задачей в 30-х годах XIX века известный немецкий химик Юстус Либих. Он по-своему интерпретировал совет литературного героя — Тартарена из Тараскона.
Если помните, этот литературный родственник барона Мюнхгаузена разработал такой способ ловли львов в африканской пустыне. «Нужно просеять песок, — советовал он. — Когда он весь высыпется, в остатке останется чистый лев».
Поскольку химику приходится иметь дело вовсе не с песком и львами, то Либиху пришлось поломать голову над тем, как осуществить совет Тартарена на практике. И установка для поимки молекул, в конце концов, приобрела такой вид (см. рис.).
В длинную трубку из огнеупорного стекла помещается платиновый тигель с исследуемым веществом и нагревается газовой горелкой. Чтобы вещество лучше горело, в атмосферу трубки добавляют окислитель (чистый кислород), а по соседству размещают катализатор — обычно это окись меди. Далее следует конденсатор или водяной холодильник, в котором вещество, превращенное на горелке в дым, снова становилось жидким или даже твердым. Ну а чтобы разделить и взвесить компоненты дыма, Либих использовал ряд ловушек с веществами-поглотителями.
Предположим, нам пришлось бы анализировать состав воздуха. Тогда воду или водяной пар можно поглотить прокаленным хлористым кальцием (это вещество и по сей день представляет собой самый ходовой в лабораторной практике осушитель). Кислород сгорит. Углекислый газ (двуокись углерода) будет поглощен натронной известью. А в трубке останется чистый азот.
Остается понять, сколько чего было изначально. Для этого Либих взвешивал тот или иной поглотитель до и после реакции на обычных лабораторных или аптекарских весах. И по разнице масс определял количество того или иного газа в смеси. Ничем же не поглощенный азот экспериментатор собирал в отдельной емкости и измерял объем собранного газа.
Схема прибора Свентославского. При кипении раствора в сосуде левый термометр орошается кипящей жидкостью, а правый измеряет температуру паров растворителя. Разность их показаний подставляют в специальную формулу, по которой и вычисляют молекулярную массу исходного вещества.
Говорят, он так поднаторел в своих опытах, что ухитрялся, взяв всего лишь 0,5 г исходного вещества, проводить анализ с точностью 0,3 %, или 0,0015 г.