Юпитер Пять
Шрифт:
Через несколько минут я отыскал своих товарищей и вместе с ними направился к кораблю, спеша рассказать про свое открытие профессору, который весьма неохотно оставил работу, чтобы немного отдохнуть, – все время, пока мы находились на «Пятерке», профессор Форстер спал не больше четырех часов в сутки. Когда мы выбрались из пробоины и вновь оказались под звездами, металлическую равнину заливал золотистый свет Юпитера.
– Вот так штука! – услышал я в радиофоне голос Билла. – Профессор передвинул корабль.
– Чепуха, – возразил
Но тут я повернул голову и понял, почему Билл ошибся. К нам прибыли гости.
В двух-трех километрах от нашего корабля стояла его вылитая копия – во всяком случае, так казалось моему неопытному глазу. Быстро пройдя через воздушный шлюз, мы обнаружили, что профессор, с припухшими от сна глазами, уже развлекает гостей. Их было трое, в том числе – к нашему удивлению и, честно говоря, удовольствию – одна прехорошенькая брюнетка.
– Познакомьтесь, – каким-то тусклым голосом сказал профессор Форстер. – Это мистер Рэндольф Мейз. Автор научно-популярных книг. А это… – Он повернулся к Мейзу: – Простите, я не разобрал фамилии…
– Мой пилот, Дональд Гопкинс… моя секретарша, Мериэн Митчелл.
Слову «секретарша» предшествовала короткая пауза, почти незаметная, однако вполне достаточная, чтобы в моем мозгу замигала сигнальная лампочка. Я не выдал своих чувств, однако Билл бросил на меня взгляд, который красноречивее всяких слов сказал; «Если ты думаешь то же, что я, мне за тебя стыдно».
Мейз был высокий, лысоватый, тощий мужчина, излучавший доброжелательность, без сомнения напускную, – защитная окраска человека, для которого дружеский тон был профессиональным приемом.
– Очевидно, это для вас такой же сюрприз, как и для меня, – произнес он с чрезмерным добродушием. – Никак не ожидал, что меня здесь кто-то опередит. Я уже не говорю обо всем этом…
– Зачем вы сюда прилетели? – спросил Эштон, стараясь не показаться чересчур подозрительным.
– Я как раз объяснял профессору. Мериэн, дайте мне, пожалуйста, папку. Спасибо.
Достав из папки серию прекрасно выполненных картин на астрономические темы, он роздал их нам. Это были виды планет с их спутников, сюжет достаточной избитый.
– Вы, конечно, видели сколько угодно картин в этом роде, – продолжал Мейз. – Но эти не совсем обычны, им почти сто лет. Написал их художник по имени Чесли Боунстелл, они были напечатаны в «Лайфе» в 1944 году, задолго до начала межпланетных полетов. А теперь редакция «Лайф» поручила мне облететь солнечную систему и посмотреть, насколько фантазия художника была близка к правде. В сотую годовщину первой публикации репродукции опять появятся в журнале, а рядом будут фотографии с натуры. Хорошо придумано, верно?
В самом деле, неплохо. Но появление второй ракеты несколько осложняло дело… Что-то думает об этом профессор? Тут я перевел взгляд на мисс Митчелл, которая скромно стояла в сторонке, и решил, что нет худа без добра.
Мы были бы только рады другим
Однако на первых порах дипломатические отношения развивались вполне удовлетворительно. Профессору пришла в голову отличная мысль – каждый из нас был прикреплен к кому-то из группы Мейза и совмещал обязанности гида и надзирателя. И так как число исследователей удвоилось, работа пошла гораздо быстрее. Ведь в таких условиях опасно ходить в одиночку, и прежде это сильно замедляло дело.
На следующий день после прибытия Мейза профессор рассказал нам, какой политики он решил придерживаться.
– Надеюсь, обойдется без недоразумений, – сказал он, слегка хмурясь. – Что до меня, то пусть ходят, где хотят, и снимают, сколько хотят, только бы ничего не брали и не вернулись со своими снимками на Землю раньше нас.
– Не представляю себе, как мы им можем помешать, – возразил Эштон.
– Видите ли, я думал избежать этого, но пришлось сделать заявку на «Пятерку». Вчера вечером я радировал на Ганимед, и сейчас моя заявка, наверно, уже в Гааге.
– Но ведь заявки на астрономические тела не регистрируются. Мне казалось, этот вопрос был решен еще в прошлом веке, в связи с Луной.
Профессор лукаво улыбнулся.
– Вы забываете, речь идет не об астрономическом теле. В моей заявке речь идет о спасенном имуществе, и я сделал ее от имени Всемирной организации наук. Если Мейз что-нибудь увезет с «Пятерки», это будет кража у ВОН. Завтра я очень мягко растолкую мистеру Мейзу, как обстоит дело, пока его еще не осенила какая-нибудь блестящая идея.
Странно было думать о Пятом спутнике как о спасенном имуществе, и я заранее представлял себе, какие юридические споры разгорятся, когда мы вернемся домой. Но пока что ход профессора обеспечил нам определенные права, поэтому Мейз поостережется собирать сувениры – так мы оптимистически считали.
С помощью разных уловок я добился того, что несколько раз меня назначали напарником Мериэн, когда мы отправлялись обследовать «Пятерку». Мейз явно не имел ничего против этого, да и с чего бы ему возражать: космический скафандр – самая надежная охрана для молодой девушки, черт бы его побрал.
Разумеется, при первой возможности я сводил ее в галерею искусств и показал свою находку. Мериэн долго смотрела на статую, освещенную лучом моего фонаря.
– Как это прекрасно, – молвила она наконец. – И только представить себе, что она миллионы лет ждала здесь в темноте! Но ее надо как-то назвать.