Юрьев день
Шрифт:
Вечерний город. Цепочки фонарей по сторонам дороги. Фары встречных машин. Рука девочки, которая медленно двигается к моей руке… ситуация повторялась. Ситуация, которая существовала только в моём прошлом, и которой не было ни для кого другого.
Ситуация повторялась. И это заставляло меня бледнеть сильнее.
Машина остановилась. Водитель вышел и поочерёдно открыл перед нами двери. Сначала, перед своей хозяйкой, потом пред замешкавшимся мной. Обычно, я успевал дверь открыть и выйти самостоятельно. А тут что-то задумался. Погрузился слишком глубоко в свои
Я вышел, вдохнул свежий осенний воздух этой Москвы, огляделся вокруг и поёжился. И от этой свежести — середина октября, всё-таки, и от дежавю. Всё было в точности так, как в тот раз. Сто пудово и снайпер где-то в окрестных домах всё так же сидел и смотрел на меня сквозь оптический прицел. Может быть, там же, где и раньше, но, скорее всего, где-то на новой позиции, так как это было бы логично после того, как я перечислил имена всех следивших за мной «топтунов». Смены стационарных постов, кстати, я не упоминал, и их, соответственно, могли оставить, посчитав, что я о них не знаю. Но, скорее всего, всё-таки, перестраховались.
Хотя, не так уж это и важно: в моей памяти замечательно хранилась полная схема всех удобных для снайпера позиций на этой территории. Вычислить их новую «лёжку», в случае нужды, будет не трудно.
Снайпер… От одного только воспоминания о нём, начинало зудеть и чесаться между лопаток, словно бы я физически чувствовал на себе его взгляд, а не просто знал о его присутствии и его внимании.
Мы с Алиной вышли из машины и… остановились рядом с ней в некой нерешительной неловкости. Всё повторялось… настолько, что я буквально ждал уже появление полицейского «бобика» с теми самыми ППС-никами, которые бессчётное число раз умирали от моей руки в «петлях».
Но они не появлялись. Точнее… нет, они были здесь. Мой взгляд сам собой прилип к краю площадки, где, возле фонаря, метрах в двухстах от нас как раз и стоял этот самый «бобик». Водительская дверь его была открыта, а рядом с ним стояли двое полицейских в форменной одежде и форменных куртках, при дубинках и с пистолетами. Но полной боевой экипировки, как тогда, на них не было. Ни шлемов, ни брони. Ни тех самых проклятых «сучек». И, если судить по жестикуляции, они травили друг другу анекдоты.
Похоже, это место было для них обычным. Вот ведь, моя внимательность, точнее отсутствие таковой — не могу сказать, были они здесь по вечерам до начала «петли» или нет? Скорее всего, если следовать простой логике, то были. Разумница не заморачивалась поисками подходящих исполнителей по городу, а использовала тех, кто первым попался ей на глаза.
Хм? Понять бы теперь ещё, откуда, в таком случае, взялся реактивный противопехотный огнемёт, граната из которого постоянно влетала в моё окно, если я оставался дома? Неужели, чувак с такой страшной бандурой тоже обретается где-то поблизости? Или Мария Дмитриевна, всё-таки, вытаскивала его откуда-то специально?
Второй вариант мне как-то нравится больше. И лучше бы именно ему быть правильным, иначе…
— Ну, пока, наверное? — с усилием заставив себя оторвать взгляд от «бобика» с ППС-никами, повернулся я к девочке. — Завтра ещё над песней поработаем. Есть ещё несколько моментов, которые стоило бы немножко подправить.
— Наверное, — как-то бледновато улыбнулась в ответ Милютина. Потом, словно решившись на что-то, вскинула на меня глаза. — Юр, а ты… — начала она и запнулась. Потом совершила над собой волевое усилие и продолжила. — А ты… точно уедешь в Царско-сельский Лицей, если… у тебя Дар, всё-таки, проснулся?
— Не знаю, — поморщился я. Потом вздохнул, поднял голову вверх, посмотрел на небо, затянутое серыми осенними тучами. Опустил глаза и с удивлением понял, что мы держимся за руки. Точнее, она держит в своих тонких пальчиках пальцы моих обеих рук. — Мне бы не хотелось. Очень бы не хотелось. Я уже тут привык, прирос… песню вот записать хочу. Клип ещё вроде бы мы собирались снимать…
— Собирались, — снова бледно улыбнулась девочка, кивнув. — Я уже и режиссёра нашла. Он даже общий концепт успел придумать, — заговорила она быстро, словно бы стараясь своими словами, словно ногами и шагами ног, убежать от прозвучавшего раньше сложного, скользкого и неприятного вопроса.
— Концепт? — переспросил я, как бы подбадривая её «бежать» ещё быстрее.
— Да. Григорий видит это так: что ты не поёшь. В том смысле, что нет футажей, где ты перед микрофоном открываешь рот. Музыка и слова будут идти за кадром. Музыкантов тоже видно не будет. Зато, крупный план на тебя, медленно поднимающего лук и оттягивающего тетиву с наложенной на неё стрелой…
— Классический лук?
— А ты бы какой хотел?
— Мне больше нравятся современные блочные. Они мощнее. Гораздо точнее бьют, и удерживать тетиву в оттянутом положении легче…
— Блочный, так блочный, — поспешила принять это моё пожелание-уточнение девочка. — С ним даже лучше, насколько я знаю, они даже брутальнее выглядят, чем обычные…
— Это точно, — усмехнулся я. Что есть, то есть, внешний вид у «компаундов» куда более впечатляющий, чем у классических «лонгов», «рекурсивных» или даже «олимпиков».
— А ты и из лука стрелять умеешь? — всё так же, торопясь и будто убегая, задала следующий вопрос она. Притом, что руки наши так и не рассоединялись. Мы продолжали стоять лицом друг к другу. Я — чуть наклонив голову, а она — заглядывая снизу мне в глаза.
— Немного, — ответил я максимально обтекаемо, так, чтобы притянуть меня потом за эти слова было нельзя (травмирующий опыт белой комнаты сказывался). Так как, стрелять я действительно умел, но — не здесь. В мире писателя у меня действительно был свой «компаунд», с которым я периодически выходил подальше в лес, к одному облюбованному мной пригорку, где ставил мишень и упражнялся на ней с разных дальностей от двадцати до почти ста метров, до того, как размер моего собственного дачного участка не стал достаточным, чтобы организовать на нём нормальную стрелковую позицию с хорошим, качественным изолоновым стрелоуловителем, который не портит стрелы, в отличии от песка и земли, которыми я пользовался раньше.