Юрфак.ru. Зона Хиггса

Панкратов Владимир

Никому не говорил, что расстаюсь

с проклятым правом пить одному. 1043.формат.

Алексеев звал меня на следующий день в Сандуны, но я отказался. Он пошёл с Гришей, адвокатом. Часа за три до отхода поезда мы встретились на Трёх вокзалах. Углового ресторана на Казанском теперь нет. Вместо него зал ожидания. Поэтому пошли на Басманную к Тарло (проект LexPro). Алексеев заказал кюфту и водку. С собой у него был здоровенный полиэтиленовый пакет с несколькими сандуновскими халатами.

Лестница вниз уходила — я видел ступени! 1044.формат.

–

Зачем тебе? – спрашиваю.

– Как зачем, вот приедешь ко мне в гости, а я тебе к бане сандуновский халат подам, разве плохо?

– Хорошо, - отвечаю, - как спал?

– Ты знаешь, я утром на полу проснулся (ночевал он в Лёхиной комнате).

– Одетым или раздетым?

– Раздетым.

– Чего болит?

– Ничего.

– Тогда нормально. Лёг как обычно, а утром уже, видать, вставал и навернулся. Ты вчера хорошо принял.

Всю ночь кричало дерево и билась птица о лицо моё. 1045.формат.

На улице я сделал несколько снимков. Алекссев стоял в красной куртке на фоне ярко-голубого вокзального неба с войлочной сандуновской шапкой на голове. К поезду подтянулся его питерский знакомый из судейских, который был в Москве по служебной надобности. Уезжали они вместе.

Тёмные воды – двойное небо. 1046.формат.

Через пару дней мне в машину позвонил Шелепанов:

– Отзвонился в жопу пьяный Комолов, сказал, что Алексеев умер.

– Как умер?

– Тромб в сердце.

В палисадах с шиповника сыплется цвет,

как с подбитых гусынь покрасневшие перья. 1047.формат.

– Значит, Лёша хотел пообщаться с Алексеевым, - по секрету сказала Юлька Татьяне Валентиновне.

На его месте должен был быть я.

И на ладони твоей не морщины, а карта.

Правда, не вся. 1048.формат.

Мы с Хренниковым взяли поллитру и пошли в «Грабли» на Алексеевской. Созвонились с Питером, Минском, Петрозаводском и в 20:00 мск синхронно подняли стопешники за помин души Алексеева.

Тучи летели, и души из них выпадали:

то в одиночку, то парой, то частым дождём.

Видел я пару одну... Но об этом потом. 1049.формат.

Фотографии я отпечатал, Ривкинд обещала на девять дней передать их Кольке, но так и не передала, уехала в свою Израиловку. Колькин телефон не отвечает. Обруч встал на место.

Не надо было мне переходить

со скотча на мартини. 1050.формат.

13 июля 2009 года Ривкинд стала бабушкой, а кроме как с нами ей на Мытищинской ярмарке отметить это событие и выпить за здоровье Мишель было вроде и не с кем, поэтому она пришла в гости. Одновременно перед своим отъездом в деревню к нам на постой прибыл дед Валентин, который вдрызг разругался с медицинским персоналом госпиталя и отказался ложиться в стационар на условиях размещения в общей палате. Татьяна Валентиновна накрыла на стол и выкатила поллитру.

Пьют дым плетёный и зоблют ситный. 1051.формат.

Дед принял, проникся к тёте Марине сочувствием и стал развлекать её застольными

рассказами о прошлой жизни:

– В числе прочего, был у меня тогда в подчинении спецбуфет, где отоваривалось руководство и члены коллегии. И вот, как-то раз, звонит мне жена министра, а она тоже была еврейкой, - уточнил дед Валентин, бросив взгляд на тётю Марину, - и говорит:

 - Валентин Иванович, срочно приезжайте!

Я её спрашиваю:

 - Светлана Владимировна, что случилось? А она ни в какую:

 – Приезжайте, и всё.

Эти слова из-под камня, хрипя, донеслись.

Сдвинул я камень — под ним красноватая слизь. 1052.формат.

Поехал. Оказалось, она затарилась в том буфете большой банкой дальневосточной селёдки, а когда её вскрыла, то вместо селёдки обнаружила внутри кирпич. Светлана вся на нервах:

 - Это буфетчица мне нарочно устроила, её надо уволить!

– Да как же она могла, ведь банка запаяна?

– Уволить, и всё тут!

Вверху луна,

как рог на свадьбе кахетинца.

Кричит, кричит ночная птица

до помрачения ума. 1053.формат.

На следующий день иду к Николаю Анисимовичу, а он:

 – Валентин Иванович, я ничего сделать не могу, увольняйте.

И лепестки, как сгустки темной крови,

сметают утром со стола. 1054.формат.

Тётку, я, конечно, пристроил. В спецбуфет Морфлота. Похуже, конечно, но, что поделаешь. Она мне потом ещё много лет по праздникам звонила. А наши расследование провели и установили, что селёдку на перерабатывающем заводе зеки паковали. Таких заводов на Дальнем Востоке много было – почти в каждой бухте натыканы. Развлекаясь, зеки кирпич в банку и подложили, благо тот по весу с весом селёдки совпадал. Как говорится - кому Бог пошлёт. Бог выбрал Щёлокова.

Розенкранц и Гильденстерн мертвы. 1055.формат.

Я рассказал тёте Марине, что Сергеев (дедов сослуживец) опубликовал воспоминания о делах давно минувших дней. В них содержалась новелла об одном майоре внутренней службы, который, уехав в командировку, специально вернулся домой на два дня раньше срока и поздним вечером ворвался в квартиру с пистолетом наизготовку.

И потечёт размыв ресничной краски

на кровь губной помады. 1056.формат.

– Где он?

Жена молчит, стоит, разинув рот. Майор обежал все углы, влетел в спальню и с ходу два раза пальнул в платяной шкаф, потом открыл его и заглянул внутрь, шкаф был пуст. Только на плечиках болталась простреленная и потому безнадёжно испорченная одежда.

Майор осуждающе посмотрел на жену:

– Стареешь, мать!

Коль славен наш Господь в Сионе

поют в Таврическом саду. 1057.формат.

С первой своей женой Лёха жил в Бригадирском переулке. К нему в окно на второй этаж старого кирпичного дома можно было забраться по дереву. После свадьбы мы с Татьяной Валентиновной поселились на Бауманской улице (между одноимённой станцией метро и одноимённым рынком). До Бригадирского переулка минут 10, если пешком. Поэтому мы часто ходили в гости к Лёхе и его первой жене Марине (Владимир Матвеевич Марину не переваривал).