Юрий Долгорукий (Сборник)
Шрифт:
– Почто меня не таишься? Вдруг да отцу я гонца пошлю: «Решил, мол, боярин тебя изгнать?»
– Чего мне тебя таиться?
Боярин лил в кубок мёд из медного жбана.
– С отцом ты в раздоре так же, как мы, бояре, какие крепче. Хлебни-ка вот, княжич… ещё кое-что скажу!
Он сам выпивал кипучую влагу и с треском ставил кубок на стол.
– Не только князь, но и княжич Андрей - мой ворог смертельный. Вместе с отцом он точит свой меч на боярскую голову…
Ростислав с одобрительной, вялой усмешкой взглядывал на склонённую седовласую голову Кучки:
– Такую они не снимут: ты сам у любого снимешь… Боярин кричал:
– Сниму!
И, не таясь, багровея от гнева, трясясь от боли, бешено добавлял:
– Сниму! Ибо люб тот Андрей Настасье! Она же млада, неразумна. Могу ли я то терпеть?
– Однако, - смеясь, говорил боярину княжич, - её винить не могу, ибо брат мой хорош и душой и телом. Да я и ему скажу: «Прекрасна младая Настасья! Ответь ей горячим взглядом». Сие, чай, будет ему не трудно. Ибо на столь прелестную, как она, любой поглядит с любовью…
Кучка яростно обрывал:
– Быть может, и ты?
– И я!
Заметив злое движение Кучки, княжич сразу же примирительно замечал:
– Однако мне дочь твоя Пересвета милей: статна, добролика и - как огонь…
Боярин сердито сплёвывал:
– Тьфу! Нелепые речи так и летят из рта, как стрелы!
– Однако то не язык мой твою Пересвету хвалит, а сердце моё!
– всерьёз говорил Ростислав, трезвея.
– Душа меня к ней влечёт.
Боярин нетерпеливо махал рукой:
– Не время болтать зазря. Ты лучше скажи мне прямо: любо ли будет сесть тебе в Суздале князем вместо отца?
Пыл Ростислава гас. Подавляя привычную, застарелую горечь, он с безнадёжной усмешкой тянулся к кубку рукой:
– Не растравляй моих ран, боярин. Ибо ведомо не только отцу, но и тебе, что стал я разгулен и слабодушен. Такого бояре князем не захотят…
Кучка отталкивал кубок прочь:
– Для умных бояр ты лучше, чем своевольный Андрейша или Мстислав: с тобой сговориться легче. И вот ответь: любо ли быть тебе нашим князем, если Юрий с Андреем уйдут на Киев?
– Ну, любо!
С пьяной логикой княжич настойчиво добавлял:
– Любо, если отдашь мне в жёны дочь свою Пересвету!
– Не до брехни мне, княжич. Я - с делом…
– И то немалое дело. Отдай!
Боярин сердито толкал Ростислава к окну:
– Ты лучше взгляни окрест: богаты московские земли! Недаром и сам я вотчину здесь лелею. Ты - тоже… начни пока с малого: попроси у отца московский посёлок и земли вокруг Потом куплю я их у тебя за многие блага. Будешь богат, наймёшь большую дружину и силой сядешь князем в Рязани аль Муроме… хорошо!
Поверив в возможность такой судьбы, Ростислав ударял по столу широкой, смуглой ладонью:
– Вот это сулишь добро!
И тут же, торгуясь, настойчиво повторял:
– Отдашь за меня Пересвету?
– Однако же ты женат…
– Жену ушлю в монастырь!
С задумчивой, тихой усмешкой, будто на миг представив жену, идущую в монастырь монашкой, он добавлял:
– Прощай навеки, Нерада. Пойдёшь ты вскоре в монашки…
Потом, тряхнув головой и этим как бы сбросив мысль о Нераде, жадно, настойчиво спрашивал:
– Что же, отдашь Пересвету? Боярин сердито лгал:
– Отдам.
– Ещё повтори: отдашь?
– Тьфу, леший! Сказал я тебе - отдам. Уж лучше тебе, чем Иванке…
– Смотри же!
Оскалив белые волчьи зубы, скуластый, довольный, сытый, княжич весело подставлял свой кубок:
– Дай выпить. Потом пойду к Пересвете, скажу ей про эти славные вести…
Кучка, морщась, перебивал:
– И дочь и боярыня нездоровы. Я сам ей про то скажу!
– и лил в подставленный кубок пенную медовуху…
Глава XXII. ПУТЬ В ЗАТОЧЕНИЕ
Кому Белоозеро, а мне чернее смолы.
Все эти дни в усадьбе боярина было хмуро: после отъезда князя с Андреем Анастасия слегла и таяла, будто воск.
На мужа, когда он входил к ней в опочивальню, она глядела большими, внимательными глазами - без тени страха, но и без злобы, как смотрит в лицо тюремщика узник, привыкший к неволе и погрузившийся лишь в себя.
Напрасно боярин пытался то лаской, то гневом склонить её к покаянью. Молил простить и его, седого. Она упорно молчала. А иногда вдруг тихо, едва подавляя слёзы, просила его:
– Уйди.
Одна Пересвета была спокойна: храня заветную грамотку Даниила, она терпеливо ждала тот час, когда из похода вернётся книжник, придёт к отцу, - и вместе с премилым Данилой поедет счастливая Пересвета в Суздаль венчаться в княжеской церкви…
– Счастливая ты, - говорила ей мачеха тихо.
– А мне вот легче в московский омут…
Девушка горячо обнимала Анастасию и целовала ей руки.
– Ох, полно, матушка… не тужи!
И тут же, не в силах сдержать свою радость, одновременно гневно и весело говорила:
– Уж я за старого не пойду! Мне лада - милее жизни!
Она доставала грамотку и садилась к мачехе на кровать:
– Гляди, как он написал мне «Слово» своё предивно! Водя под буквами пальцем, она читала:
– Моё пресветлое солнце! Мой радостный цвет весенний! Подобно орлу, парю я мыслью за облаком И над лесом. Весь мир той мыслью объемлю. Но, как орёл ко гнезду, К тебе всегда возвращаюсь: Все помыслы - о тебе! Гусли ладят перстами, А дуб укрепляется корнем. Так сердце моё Тобою ладится к песне, А радость Крепнет в мыслях о милой ладе… Молю: не отвергни меня, Но прими с любовью. Ибо легче мне в дом свой ввести волчицу Чем деву иную, Кроме тебя, Пересвета!..