Юрий Долгорукий
Шрифт:
Братья встретились, когда новгородские и ростовские рати сошлись под Суздалем и разбили воинские станы на полях за Дмитревским монастырём. Вместе смотрели войско.
Новгородцы стояли отдельно, ростовцы — тоже отдельно, со своими стягами и своими воеводами. Суровый воевода Непейца больше к Юрию обращался, чем к Мстиславу, являя людям, что служит единственно своему князю, а в объединённой рати - временно.
Мстислав будто не замечал этой отчуждённости, держался дружелюбно, по-братски.
Подъехала из Суздаля и встала рядом
Юрий с удовлетворением отметил, что его дружина оказалась ничуть не меньше, чем братнина. А ведь не готовился он к войне и из дальних сел мужей не созывал!
Отпировали братья в суздальском дворце и отъехали вместе в Кидекшу.
Только после доверительной беседы с братом уяснил Юрий причину Мстиславова приезда. Олег Гориславич собирает полки в Муроме, хотя доискаться великого княжения, и очень может быть, что пойдёт Гориславич к Киеву по окраинам Суздальской земли (князь Давид Святославич Черниговский, дружа Мономаху, обещал мятежного брата через своё княжество не пропускать). Вот тут-то и встретят они Гориславича!
Как предполагал Мономах, так и вышло.
С суздальской сторожи на реке Клязьме прибежали скоровестники и сообщили, что Олег Гориславич в великой силе, обтекая град Владимир с полуденной стороны, приближается к устью Колокши, и половцы с ним идут.
Новгородские, ростовские и суздальские рати тоже выступили к Колокше.
Юрий был при старшем брате, но не соправителем, а как бы сторонним наблюдателем: в воинские приказы не вмешивался. Но и Мстислав держался пристойно, уважительно, прежде чем приказать, советовался с братом, на что Юрий неизменно отвечал:
– Ты брат мой старейший, как разумеешь, так и верши...
Немало был удивлён Олег Гориславич, когда узрел перед своим воинским станом многочисленную стройную рать. Откуда взялись? Ведь уверяли сторожевые заставы, что впереди путь чист!
Однако, выехав с воеводами на Прускову гору и оглядевшись, Олег успокоился. Ратников у супротивника много меньше, чем у него. Послов князя Мстислава, просивших о примирении, выгнал с поношением, без всякой чести, хотя послами были бояре старые, родовитые.
Оскорбились братья: Мстислав - за себя, Юрий - за старшего брата. Негоже Мономаховича позорить!
Воеводы гневно стучали мечами:
– Прикажите, князья, и мы головы положим!
Даже осторожный и ревностный за ростовскую кровь Непейца Семёнович поддержал разгорячившихся мужей:
– Сече быть непременно!
– Сам суздальскую дружину поведу!
– вскрикнул Юрий, захваченный общим воодушевлением.
Боярин Василий и воевода Тихмень многозначительно переглянулись, но ничего не сказали. Но без слов было понятно, что не допустят, чтобы князь рубился в сече, как простой гридень. То же, что ратное рвение взыграло в князе, не во вред Земле, но скорее на пользу. Ближних людей давно беспокоило равнодушие Юрия к ратным потехам...
Разъехались воеводы по полкам. Юрий остался наедине со своими ближними мужами.
Воевода Тихмен начал осторожно:
– Даже воеводе неразумно самому в сечу ввязываться. А ты - князь! Кто будет смотреть, куда запасные дружины посылать? Я и сам в отдалении от сступа буду, на удобном месте, откуда всё поле видать.
Боярин Василий к случаю напомнил о печальной судьбе брата Изяслава, муромского владетеля:
– Изяслав безрассудно ввязался в сечу, себя не сохранил и войско погубил, ибо дрогнули и побежали ратники, лишившись князя. Муром же навсегда из отчины Всеволодовичей выпал, Гориславич там полностью распоряжается...
Непейца предложил - словно только сейчас в голову пришло, хотя заранее всё с Василием обговорили:
– А дружину пусть богатырь Стар ведёт, не впервой ему сквозь ряды прорубаться.
Богатыря Стара князь Юрий знал. Знаменитый был муж, чуть не с сажень ростом, на потешных поединках не то чтобы насупротив двух или трёх - против десятка добрых ратников выстаивал. Говорили люди, что Стар родом из варягов, прирождённых воинов, но сам богатырь того не подтверждал, именовал себя коренным ростовцем.
Горд был Стар и вспыльчив, потому и не прижился в княжеской дружине, состоял ныне при ростовской тысяче. Это боярин Василий посоветовал его в ближней дружине не держать, ибо не для дворовой службы сей муж, но для битвы. Однако обласкать его и пожаловать было бы полезно, что Юрий и сделал.
Промолчал Юрий, выслушав советы ближних людей, но остановился там, где подсказал воевода Тихмень, - позади суздальского полка. А за спиной князя стояла ближняя дружина. Покачивался над головой красный стяг с ликом Святого Спаса.
Удар полков Мстислава Владимировича оказался для Гориславича полной неожиданностью. Он, трапезуя в своём шатре, уже дважды посылал отрока посмотреть, не ушли ли прочь супротивные вои. Олеговы ратники мирно сидели вокруг котлов с кашей. И вдруг, как гром среди ясного неба, устрашающий рёв боевых труб!
Новгородские пешцы бежали к стану, выставив длинные копья, а с боков заходила конница, и казалось - нет ей числа, столь густым был дружинный строй.
Реденькая цепочка сторожевых застав была мгновенно смята и растоптана. Не успевшие построиться для боя полки Гориславича смешались.
Первыми бежали половцы, увлекая за собой муромских ратников. Тмутороканьцы пробовали отбиваться, но вскоре были смяты тяжёлой конницей князя Мстислава. Первые ряды, одетые в непробиваемые немецкие доспехи, прорезали их толпу насквозь. Северские дружины Олега Гориславича успели собраться вокруг княжеского шатра, но не для продолжения битвы - для спасения своего князя. Они продавили редкое ещё кольцо окружения и ушли за Колокшу, оставив на броде крепкую заставу.
На верную смерть была оставлена застава, но своё дело она сделала - позволила князю уйти от погони.