Юрий Емельянов. Троцкий. Мифы и личность
Шрифт:
В то же время разгадывание талмудических головоломок, в ходе которого учителя помогали своим воспитанникам находить скрытый смысл в туманных высказываниях древних раввинов, приучало учеников внимательно вчитываться в тексты, вслушиваться в речи людей, стремясь разгадать то, что зачастую скрывалось за словесной формой. Иудаистское богословие выразило в понятии «йеш» представление о сути предмета, глубоко спрятанной за его внешними покровами. Освоение талмудистского богословия воспитывало стремление к поиску сущностного, скрываемого за поверхностным, способствовало развитию аналитического мышления. Видимо, не случайно многие выдающиеся ученые, включая Спинозу, были учениками иудейских богословских школ.
Несмотря на то что иудейское богословие и развивавшаяся на его основе еврейская философия старались сохранять самобытный характер, за тысячелетия активных международных контактов
Однако погруженность в иудейское богословие имела и свои теневые стороны. Хотя раввины изображали Талмуд надежным источником универсальных знаний по всем вопросам мироздания, многие записанные в нем высказывания раввинов отражали относительно невысокий уровень развития науки античности и раннего средневековья. Приведя ряд нелепых высказываний из Талмуда относительно устройства Вселенной, М. Грулев замечал: «Подобно правоверным мусульманам в отношении Корана, благочестивые евреи были глубоко убеждены, что сокровеннейшие знания таятся только в Талмуде; что чего нет в Талмуде – то ложно и вредно знать, и, во всяком случае, всё решительно доступно пониманию и знанию талмудиста».
Высмеивая самоуверенность и высокомерие бывших питомцев хедеров, М. Грулев вспоминал: «Поучительный факт из моей юношеской жизни… Беседуют два еврея, оба научившиеся читать по-русски. Один читает другому написанную на русском языке маленькую брошюрку по физике, где часто повторялась фраза – «само собой разумеется», но оба собеседника, видимо, ничего не понимают в прочитанном и с крайним удивлением поглядывают друг на друга, взаимно спрашивая и удивляясь, что ничего не понимают… «Поняли вы что-нибудь, реб Ицхок?» «Ничего не понимаю! А вот тут все твердят «само собой разумеется»; а ведь мы, слава Богу, умеем читать по-ихнему, и всё ихнее понимаем». «А может быть тут что-нибудь такое, чего мы не знаем?» «Э, что там у них может быть такое, чего «гморе-коп» (талмудская голова. – Прим. М. Грулева) может не знать?»
Преувеличение значимости талмудических знаний порождало и высокомерное отношение к людям, не знакомым с Талмудом и не прошедшим учебу в хедере. Поэтому персонаж из рассказа Шолома-Алейхема, который восхищается своими сыновьями, умеющими истолковать мудреные изречения Талмуда, с величайшим презрением относится к своему неученому родственнику, занятому торговлей рыбой, за счет которого живет сам герой рассказа и его дети. Культ книжного знания порождал и презрение к мудрости традиционных культур, которые однозначно третировались как проявление архаической, языческой дикости. Чувство превосходства горожан всего мира над деревенскими хранителями традиционной культуры (а подавляющее большинство евреев в течение многих веков были потомственными горожанами) обретало религиозную окраску. При этом правоверные иудеи зачастую не замечали, что их собственные обычаи (как, например, запреты и ограничения, связанные с потреблением молочных продуктов) нередко были рождены в крестьянских традиционных общинах в доисторические языческие времена.
В своем высокомерном отношении к людям, не причастным к их книжной традиции, иудеи не были исключением. Такое же высокомерие проявляли и проявляют последователи многих других религий, а также многих идейных течений и философских школ. Подобные же отношения можно обнаружить и среди других народов мира, поверивших в превосходство своего культурного наследия. В то же время, в отличие от народов, притязания которых на моральное и интеллектуальное превосходство не всегда можно было доказать свидетельствами со стороны, сыны Израиля уже в течение многих веков могли указать на то, что наиболее значительные положения их веры были признаны краеугольными в религиях большинства народов планеты. Единобожие иудаизма было воспринято христианством и исламом. Коран считал Моисея одним из высокочтимых пророков. Христиане же признали «Священное Писание», как Ветхий Завет, своей «Библией» и во время церковных служб повторяли псалмы царя Давида. На ветхозаветных сказаниях воспитывались дети разных народов и верований. Миллионы христиан привыкали с детства переживать драматические перипетии Авраама и Сарры и их потомков, невольно сочувствуя народу Израиля в его бедствиях и принимая его сторону в борьбе против других народов. Лучшие художники и скульпторы мира создавали на полотнах и в камне образы Адама и Евы, Иосифа, Моисея и Давида. Все это убеждало верующих иудеев, в том числе и самых юных, во всемирном признании правоты иудейского закона и Священного Писания, величия самого еврейского народа.
Эти свидетельства подкрепляли мысль о духовном лидерстве еврейства в мире, которая настойчиво внедрялась проповедниками иудаизма. Излагая учение Иегуды Галеви (1086—1142), С. Дубнов писал: «Бог открылся прежде всего израильтянам, потому что они раньше других народов проявили способность к богопознанию. От них истина должна распространиться на весь род человеческий, подобно тому, как кровь от сердца разливается по всему телу и дает ему жизнь».
Однако, как и все люди, свято верящие в непогрешимость своего учения, многие евреи, отмечая с удовлетворением уважение других народов к «Священному Писанию», зачастую видели в этом лишь поверхностное приближение к великим истинам недоучек, не постигших всей их глубины. Комментируя существенное влияние идей Ветхого Завета на жизнь протестантских народов, поэт Генрих Гейне с удовольствием констатировал их «палестинизацию». В то же время поэт высмеивал «педантичное обезьянничанье», с которым, по его мнению, была воспроизведена в Шотландии, Дании, Северной Германии и США «жизнь Ветхого Завета». Высмеивая протестантскую религию как «иудаизм со свиноедением» поэт сравнивал подражание протестантов иудейской вере с «дагеротипным изображением, в котором контуры скрупулезно правильно воспроизведены, но все – серое на сером, а солнечный блеск Земли Обетованной отсутствует». Правда, Г. Гейне не терял надежды на то, что «когда-нибудь карикатура исчезнет; подлинная, непобедимая и истинная мораль древнего иудаизма расцветет в этих странах, как это было некогда на берегах Иордана и горах Ливана».
Известно, что убеждение в неполноценности людей, не освоивших определенный свод знаний или правил поведения, будь то профессиональных или социокультурных, усиливается по мере усложненности этих знаний и строгости этих правил. Представители многих профессий, требующих больших знаний и неукоснительного соблюдения жестких правил, а также члены любых замкнутых социальных групп (от высших сословий до первобытных племен), объединенных «сокровенным преданием» о своей исключительности, а также сложными ритуалами и обычаями, склонны рассматривать всех, находящихся за пределами их круга, как неполноценных. Когда же свод этих заветных знаний и правил освящен авторитетом религии, то отторжение чужаков может представляться делом Богоугодным.
Можно предположить, что масса усилий, которые затрачивались иудеем на освоение священных книг и соблюдение многочисленных положений талмудического закона, поневоле заставляла его презирать тех, кто пренебрег такими учеными занятиями и выполнением предписаний, казавшихся ему священными. Кроме того, иудейское общество рассматривало лиц, не заучивших хотя бы одно из многочисленных положений закона или нарушивших хотя бы одно из его правил, как людей нерадивых и ненадежных. Даже нарушение правил омовения рук выглядело в глазах ортодоксов вопиющим свидетельством грехопадения. В хронических же нарушителях закона видели людей глубоко порочных или ущербных в моральном и интеллектуальном отношении. По этой же причине люди, которые не признавали весь иудейский закон, не считались ни с одним из его предписаний, не соблюдали ни одного из 613 правил и запретов Ветхого Завета, а также их многочисленных дополнений в Талмуде, считались безнадежно погрязшими в пороке, или дикарями, или моральными и интеллектуальными уродами.
Однако восприятие правоверными иудеями всех остальных людей, как неполноценных и социально опасных существ, имело зеркальное отражение в аналогичном отношении к ним многих неевреев. И это было не удивительно, так как взаимная недоброжелательность и подозрения между народами возрастают прямо пропорционально количеству различий в религиозных ритуалах, национальных обычаях, культуре, образе жизни, бытовом поведении и манерах. Если «свое» воспринимается как единственно правильное, а «чужое» рассматривается как низменное, преступное и противное человеческому естеству и Божественным законам, то создаются необходимые условия для неугасающей реакции взаимной подозрительности и неприязни.