Юрий Лонго: «Вся жизнь как под общим наркозом»
Шрифт:
Очень любопытно посмотреть со стороны на поведение Елены в судебном зале заседания. Посмотрев на неё в суде, я стала уважать бразильские и мексиканские сериалы, так рак раньше считала, что все отрицательные персонажи в них — это собирательные образы, надуманные и утрированные, что в жизни таких людей просто не бывает. Но театр и сериалы отдыхают. Внезапно Елена вскакивает и — в коридор. А там сидят свидетели: с её стороны — один, с Юлиной стороны — восемь. Вопрос: «Как одним махом совладать сразу со всеми восемью?»
— Ах, у меня с сердцем плохо. Дайте валидол.
У людей в глазах сразу появляются жалость и сострадание, и они срочно начинают доставать из сумок таблетки, успокаивать, давать советы, чтобы так уж сильно
До чего только люди не доходят во время судебного процесса!? Уже в суде, непосредственно на судебном заседании, прямо в присутствии судьи, чтобы выбить
Юлю из колеи, унизить её и выставить в неприглядном свете перед судом, Елена Лонго вскочила и неожиданно для всех выкрикнула Юле следующее обвинение: «Тебе дали 7000 $ на похороны отца, а ты купила участок за 7000 рублей в болоте, да ещё на еврейской стороне кладбища!!! Где остальные деньги?» Я, как свидетель, просто присутствующий в зале на открытом заседании, не имела права голоса. Более того, если посторонний человек начинает вмешиваться в обсуждение, он рискует быть выдворенным судьёй из зала заседания. Юля, этот маленький, чистый человечек, никогда не видевший денег ни от кого в этом мире, даже от отца, не говоря уже про Елену и Никаса, от внезапности и наглости подобного заявления просто расплакалась, от волнения и возмущения даже не найдя, что ответить. По словам Елены, Николай Степанович Сафронов действительно материально помогал в организации похорон, но только не Юле, а самой Елене, а именно: оплачивал поминки, включая сорок дней, в ресторане «Дядя Ваня» на Китай-городе, организация которых была ей поручена.
Юля вообще очень эмоционально реагирует на все судебные дела, особенно в те моменты, когда судья просто открыто смеялась ей в лицо и начинала умышленно тянуть время, вставляя ей «палки в колёса» (под разными предлогами не брала документы или вбзвращала их обратно, продержав пару недель у себя), таким образом вынуждая Юлю забрать исковое заявление или давая возможность противной стороне успеть совершить нужные им юридические и финансовые операции. И однажды от переживаний у неё на нервной почве стала регулярно неметь левая сторона лица, ухо и часть шеи слева. Пришлось пить циннаризин. Есть «толстокожие» люди, а есть «тонкокожие». «Толстокожему», что ни скажи, — он в дверь не войдёт, так в окно влезет. А Юлечка — чистая, наивная, её такое обращение представителя закона просто убивало.
Когда Юра умер, беременная Юля с мужем и свекровью приехали на кладбище с ходатайственным письмом, подписанным Николаем Николаевичем Дроздовым, чтобы купить участок на Востряковском кладбище. В администрации кладбища им предложили два участка: на главной аллее за 55000 рублей и на заброшенной окраине рядом с кольцевой автодорогой за 7000 рублей. И дело даже не в том, что они не могли позволить себе потратить 2000$ на покупку могилы перед рожденим ребёнка. У Юли просто не было таких денег. А позвонить мне или кому-либо ещё она или не догадалась, или просто постеснялась. Морозная зима, внезапность случившегося, инстинкт самосохранения беременной женщины, горе и стресс — всё сыграло свою роль. Они купили тот участок, который был им по средствам, даже учитывая некоторую, но всё же совсем небольшую помощь от меня, Геннадия Гончарова и одной из поклонниц Юрия Лонго Юли Панкратовой, Ведь были ещё и другие расходы. Сейчас пройти на этот участок можно только в сухую летнюю погоду, в другие времена года — в бахиллах. Пройти осенью практически совсем нереально.
Не так давно встал вопрос о перезахоронении Юрия Лонго. И снова в перерыве одного из судебных заседаний Елена Лонго направила к Юле своего адвоката Константина Коваленко, который как можно более располагающим и одновременно вкрадчивым голосом выразил пожелание ответчицы о перезахоронении, добавив: «О деньгах не беспокойтесь. Сколько нужно, мы всё оплатим». «Как с вами можно дело иметь? Я уже от вас тут такое слышала!», — ответила Юля. Для всех, знающих Елену, прозрачно видны её намерения на этот счёт. Дело в том, что владение участком оформлено на Юлю, и Елена никак не может успокоиться, что это прошло мимо неё, что что-то после смерти Юрия принадлежит не ей. Вполне возможно, что, заплатив деньги за перезахоронение, она сможет в дальнейшем в нужных для неё моментах диктовать Юле свои условия, а возможен и другой вариант: за время переоформления документов в период перезахоронения, что называется «под шумок», молодая женщина и сама не заметит, как документы уже будут оформлены не на неё.
Со стороны для людей может показаться не очень красивым тот факт, что родственники «дерутся» за право владения могилой. На самом деле, на мой взгляд, в любом деле и в этом в том числе, принципиальным является тот факт, что, если сам человек хочет быть обманутым — пожалуйста, разрешаю. Но если тебя делает дураком кто-то другой — извините, не выйдет.
Сделать для Юли что-либо хорошее Елену можно только вынудить. Делать что-либо хорошее просто так, она не приучена.
Меня, как главного свидетеля и самого неудобного для» них человека, которого ничем невозможно столкнуть с занимаемой позиции, противоположная сторона пыталась представить перед судом с очень интересным диагнозом. Но литература и история на примерах Чацкого и Чаадаева это уже проходили. Многие люди, посещая могилу Юрия Лонго, приносят не только цветы, но и мягкие игрушки, оставляют записки: «Мы, пожилые люди из города Тулы, специально приехали и долго искали…» Я тоже пару раз оставляла для любимого человека записки, где говорила, что помню о нём и люблю по-прежнему.
Адвокат Елены спрашивает:
— Кому вы пишете? С кем разговариваете? Никого же нет.
Приходится отвечать:
— А вы цветы на могилу приносите. Для кого? Никого же нет.
И Николай Степанович Сафронов (Никас) с явным намёком на диагноз вторит: «Да, она — странная женщина…» Соврать прямым текстом перед судом язык не повернулся.
Елена, видимо, уже забыла, как в тот момент, когда я впервые позвонила ей 17 февраля 2006 года и сообщила о случившемся, она истошно закричала в трубку: «Алла, только не бросайте меня! Я знаю, что Юра вас очень ценил! Пожалуйста, не бросайте меня!» По-другому заговорила, когда почувствовала что со дня на день может остаться на улице.
Сейчас эти люди хором в средствах массовой информации обвиняют меня в том, что после смерти Юры я что-то там успела украсть из квартиры: картины, книги, золото, банковские карточки, блокноты с пин-кодами и ещё Бог весть что. Но стоит только представить весь ужас и тяжесть моего состояния, когда после случившегося 17 февраля на моих глазах приехала машина специального назначения с двумя санитарами и огромным, чёрным мешком… Я оцепенела от ужаса и в этот момент даже не смогла выйти из комнаты или хотя бы отвернуться, несмотря на все их настойчивые уговоры…
Я вдруг мгновенно поняла, что вот он сейчас смотрит на меня сверху и думает: «Да, для этого нужно было только умереть, чтобы достоверно узнать природу, суть близкого тебе человека». И я не смогла даже сделать шага, чтобы что-то взять. Мне было стыдно, как будто бы он стоит и смотрит на меня взаправду. Мне казалось, что я даже физически всё ещё продолжала чувствовать его взгляд и присутствие в квартире.
И если эти люди даже теоретически допускают возможность подобных действий с моей стороны в такой ситуации, то это характеризует только их. Значит, они смогли бы.