Ютланд, брат Придона
Шрифт:
– Как он… околел?
– Да так, – ответил Ютлан, – взял и околел. Если нужен, забирайте. Шкура целая.
Двое воинов тут же ухватили мечи и принялись деловито прорубывать левый бок. Под толстым панцирем дива из роговых пластин оказались только толстые кости, переплетенные немыслимо прочными жилами. Вспарывали его толстое и удивительно жилистое мясо долго и упорно, внутренности чудовища бросили собакам, только одна решилась есть, но сразу же задергалась, из пасти пошла пена, а через минуту она околела.
– Это
Ютлан рассматривал дива очень внимательно, поднимал когтистые лапы, заглядывал в глубокие разрезы, наконец запустил руку в рану и долго ковырялся там, а когда с усилием потащил обратно, внутри дива что-то трещало и рвалось.
Берторд передернул плечами, в кулаке Ютлана все еще медленно пульсирует ярко-красное сердце, по руке стекают красные капли и падают на землю, там взвиваются дымки, чернеет трава и остаются темные пятна золы.
– У него есть сердце, – произнес Ютлан, – значит, они смертны… Но еще бьется, значит – очень живучи.
– Еще бы, – согласился Берторд, – ты ему все кости переломал!..
– Не все, – ответил Ютлан.
Он повернулся к своему коню, Берторд хотел схватить его за плечо, но вспомнил, как одному такому неосторожному Ютлан в гневе оторвал руку.
– Ютлан, – окликнул он ровным голосом, – ты уже делаешь больше, чем наши взрослые воины. Оставайся, начни упражняться! Сила в тебе есть, но нужно еще и воинское умение.
Ютлан показал головой.
– Боевой топор мне еще рано, а палками драться может каждый.
Он вскочил на коня, тот сразу ожил, и они втроем с хортом унеслись в сторону Арсы. Берторд молча провожал его взглядом, мысли стучали и путались в голове, но одна все время напоминала о себе: а этого дива как забил? Не палкой же?
Из барака вышел, отряхивая руки, старший наставник Синегор, охнул, наткнувшись взглядом на распластанного в луже крови чудовищного дива.
– Это еще что такое?
– Новобранцев натаскиваю на волках да рысях, – сказал Берторд обеспокоенно, – но Ютлан в тех местах сегодня завалил, как видишь, вот это. Совсем что-то новое… Это значит, мне туда в дозор нужно не меньше двух воинов-ветеранов.
Синегор усомнился:
– Хватит ли двух?
Берторд напомнил гордо:
– Я один стою десятерых. Двое мне нужны, чтобы подстраховали со спины, если снова появится сородич вот этой твари. Или что-то еще новое.
Ютлан въехал в городские ворота и сразу увидел старого Рокоша. Тот застыл в глубоком раздумье, сидя на большой каменной глыбе, голова опущена, на лице скорбь.
Алац остановился возле него, старик не повел и глазом. Ютлан покинул седло, Рокош даже сидя возвышается над ним на полголовы, подошел и тихонько сел рядом.
После долгой паузы Рокош спросил тихо:
– Тяжело?
– Очень, – ответил
– В тебе меняется кровь, – ответил Рокош раздумчиво. – У младенца одна, у подростка другая, а у парня третья… Человек вроде бы один, а на самом деле – разный… Ты скоро станешь совсем не тем Ютланом, каким тебя привыкли видеть и к какому ты сам привык. Многие меняются не в лучшую сторону, но с ними проще, а вот ты…
Ютлан повесил голову, на Рокоша старался не смотреть, тот слишком хорошо все понимает.
– А что делать мне? Я прихожу в ярость все быстрее!.. Даже по пустякам. Я не знаю, что со мной. Я боюсь, однажды так и останусь… и превращусь в опасного зверя.
Рокош смотрел внимательно и с печалью.
– Взрослеешь, Ютлан.
Ютлан вскрикнул:
– Это разве взросление?
– Часть взросления, – произнес Рокош непонятно, – из мальчика начинаешь превращаться в юношу, а у того в теле бродят другие соки и… туманят мозг.
– Но у других же не туманят?
– Разве? – спросил Рокош. – Вон Угандир и Дубоверт, верные друзья с колыбели, вчера жестоко подрались на виду у Ромашки, что из девочки начала превращаться в девушку. Угандир был повергнут на ее глазах и поклялся убить Дубоверта за такой позор… А ведь были друзья-неразлейвода! Тебе это еще непонятно, но в твоем теле уже начали пробуждаться новые соки. Ютлан, никто тебе не поможет, только ты сам. Боюсь, в ярость будешь приходить все чаще… и все легче.
Ютлан прошептал в ужасе:
– Я не хочу!
– Борись, – сказал Рокош несчастливым голосом. – Ни один колдун тебе не поможет. Держи себя в руках… все время. Понимаешь, это трудно объяснить, но одним вообще можно себя не смирять, они и так, гм, смирные, нет в них ярости, а в других бурлит такое, что даже боги ужаснутся, такие вот бывают люди. Таким как раз и приходится держать себя в руках, чтобы не наломать дров. Но, с другой стороны, только такие и становятся…
Он умолк в затруднении, в пещерах отвык говорить длинно и понятно, сам себе понятен всегда, а Ютлан, не дождавшись, уточнил:
– Кем становятся?
– Становятся… – ответил Рокош. – Понимаешь, другие никем не становятся. Те, которым смирять себя не приходится. А кто давит в себе ярость, у того она преображается… перерастает… в общем, тот человек становится нужным не только себе и жене, но и стране. Потому прошу тебя, дави в себе даже начало, зарождение ярости. Потом удержать трудно, а когда остынешь… будет очень стыдно.
– Я знаю…
Рокош сказал задумчиво:
– Мы все закипаем при разном нагреве… Один только-только становится горячим, а ты уже кипишь! А вот для Ледогрыза вообще нужно лес сжечь, чтобы взволновался хоть малость. Все мы разные…