Ювелир с улицы Капуцинов
Шрифт:
Через три дня ветврач привез из отряда тол. Шашки, похожие на мыло, лежали в чемоданчике, и Богдану не верилось, что в этих желтоватых кубиках таится адская разрушительная сила. Заремба научил его прилаживать капсюли. Пришел Шкурат. У него была сумка с едой. Посидел, пососал трубку, потом бросил:
— Пошли…
До условленного места добирались поодиночке. Уже совсем стемнело, когда сошлись на безлюдной улице. Шкурат поднял крышку люка и полез первым. За ним спустился Заремба. Богдан осторожно оглянулся и стал опускаться в люк. В соседнем доме громко хлопнули
— Ничего, привыкнете, — бросил он, заметив, как Заремба и Богдан затыкают носы.
И действительно, притерпелись, постепенно тошнотворные запахи перестали их мучить, но идти было по-прежнему трудно. Пот заливал Богдану глаза, сердце колотилось так, что казалось, вот-вот вырвется из груди. Сколько же они прошли? Кажется, еще шаг — и силы иссякнут…
Шкурат остановился.
— Отдых, — сказал. — Дальше будет тяжелее.
— А я думал, хуже быть не может, — вздохнул Богдан.
Заремба молча оперся на стену, стараясь избавиться от нестерпимой боли в пояснице. Богдан видел, как дрожат у него колени. “Да, — подумал юноша, — как-никак возраст дает о себе знать… Мучается, а молчит… Из железа человек!”
Богдан осветил фонариком циферблат и свистнул: целый час уже бредут они. Сколько же еще? Он присел на корточки, опустив на пол мешок с толом. Отдыхать так отдыхать: ежели впереди еще труднее — значит, надо собраться с силами.
Прошли еще метров пятьсот. Ход постепенно суживался; Богдан двигался, опираясь руками на настил, поросший какими-то лишаями. К счастью, становилось суше, жижа уже не чавкала под ногами.
Шкурат опять подал знак остановиться. Ход раздваивался. Старик вынул из кармана бумажку, долго разглядывал ее, недовольно хмыкал.
— Подождите здесь, — сказал и повернул налево.
Через несколько минут вернулся, пятясь назад. Помолчал немного, снова вытащил бумажку.
— Дела наши усложняются, — сказал. — Там завал…
Заремба придвинулся к старику.
— Как же быть?
— Попробуем в обход. Это дальше, и путь хуже, но ничего не поделаешь…
Шли еще с полчаса. Вдруг Шкурат погасил фонарик. Поднял руку, призывая к вниманию.
— Гасите свет! — прошептал. — И тише!
Бесшумно шагая, добрались до поворота. Впереди мерцал слабый огонек.
— Там кто-то есть, — прошептал Богдан. — Подождите здесь, я пойду вперед.
Опустив на землю мешок, он вытащил из кармана пистолет и двинулся по направлению огонька, который проступал все явственнее. Скоро Богдан понял, что это свет от фонаря. Подняв пистолет, он сделал еще несколько бесшумных шагов, потом лег на пол и пополз. Услышав голоса, на мгновенье замер. Потом заглянул за угол.
Узкая, точно склеп, пещера. Фонарь, подвешенный к сырому потолку, освещал мужчину и женщину, которые сидели на сбитом из неструганых досок лежаке. Несколько книжек, кастрюля, миска. Рядом с фонарем свешивалась полотняная торба.
— Руки вверх! — крикнул Богдан. — Не двигаться!
— Ой! — испуганно воскликнула женщина. Мужчина, сидевший рядом с ней, медленно поднял вверх худые, белые руки.
За спиной у Богдана уже тяжело дышали Заремба и Шкурат.
— Кто такие?
— Не трогайте нас, — сползла с лежака и упала на колени женщина. — Мы бедные люди, не делаем ничего плохого.
— Кто вы? — повторил свой вопрос Богдан.
— Это мой муж, Арон Чапкис, — плакала женщина, — а я его жена. Не трогайте нас, мы бедные евреи, и ничего у пас нет.
— Прекрати! — вдруг злобно воскликнул мужчина. — Мне не страшно, стреляйте! — рванул на запавшей груди грязную сорочку, дико сверкнул глазами. — Стреляйте!
Заремба сказал:
— Спрячь оружие, Богдан. А вы успокойтесь, никто не собирается вас убивать.
— Не трогайте нас, господа, — рыдала женщина. — Мы и так не знаем, на каком свете живем…
— Замолчи, Циля! — набросился на нее муж. — Не унижайся!
Заремба сел на ящик, заменявший стул. Женщина отшатнулась от него и прижалась к ногам мужа. В свитере с порванными рукавами, небрежно причесанная, с изнуренным лицом и бескровными губами, она казалась выходцем с того света.
— Успокойтесь, — ласково промолвил Заремба. — Мы — ваши друзья.
Евген Степанович помог мужу уложить женщину на постель, укрыть ватным одеялом.
— Давно здесь скрываетесь? — спросил Заремба.
Арон сидел на лежаке, опустив костлявые руки на колени. Он смерил Евгена Степановича долгим взглядом и спросил:
— Кто вы такие? Как сюда попали?
— Люди… — усмехнулся Заремба. — А попали, потому что нужно…
— Тут никому ничего не нужно, — утомленно сказал Чапкис. — Тут лишь мы и крысы…
— Давно скрываетесь? — снова спросил Заремба.
— Год…
— Год?! — переспросил Богдан. — И все время тут?
Чапкис кивнул. Была в его позе, в безвольных движениях, в голосе такая безнадежность, точно человек давно уже отрекся от всего живого, но живет потому, что искра жизни все еще тлеет в истощенном организме.
Богдан ужаснулся. Год в сырой, вонючей пещере, где можно стоять, лишь согнувшись… Год без света, чистой воды, воздуха, тепла…
— А как же с продуктами?
— Там, — мужчина показал вверх, — осталась подруга Цили. Она, когда удается, спускает нам немного еды…
Заремба посмотрел на пустой мешочек.
— Когда вы ели в последний раз?
— Два дня назад, — ответил Чапкис. — Должно быть, у Зои, — снова показал вверх, — ничего не нашлось.
Шкурат уже развязывал мешок. Вынул хлеб и сало, разделил на дольки головку чеснока.
— Ешьте, дорогие мои, — положил все на большой ящик. — Ешьте, не бойтесь.
Мужчина пододвинул дары незнакомцев жене. Горькая гримаса пробежала по его лицу, когда увидел, как жадно набросилась она на пищу. Сам, уставившись в стену, жевал лениво, казалось, даже неохотно. Заремба налил ему немного спирта. Поморщившись, тот выпил.