Ювелир с улицы Капуцинов
Шрифт:
— Вы говорите таким тоном, — недовольно буркнул Харнак, — словно восхищены ловкостью этого агента.
Винклер зло посмотрел на него.
— Этот радист насолил мне больше, чем кому бы то ни было, — огрызнулся он и продолжал: — Другое излюбленное его место — на магистрали, ведущей на юг. Вот на этом участке. Какой-нибудь системы в выборе места у него нет. Два раза подряд может работать на Восточном шоссе, потом переходит на Южное. Однажды его запеленговали и здесь, — показал на дорогу, которая вела на запад, — но больше в этом месте он почему-то не появлялся.
— Что вы скажете, Вилли? — спросил
— Думаю, — опередил его с ответом Винклер, — радист располагает собственным транспортом. А это важное обстоятельство, так как частных машин в городе не так уж много.
— Почему вы так думаете? — спросил Харнак.
— Однажды чем-то напуганный радист прервал передачу, но уже через полчаса продолжал ее из другого места, километрах в десяти от прежнего. Преодолеть пешком такое расстояние за это время он, разумеется, не мог.
— А использование попутных машин вы не допускаете?
— Я не настаиваю на этой версии…
— А ведь вы, может быть, и правы, Винклер, — хлопнул ладонью но столу Менцель. — Мы обязаны учитывать все мелочи… Радиста надо ликвидировать. Это, — повысил тон, — первоочередная задача, и нам следует мобилизовать все силы… Для этого создадим оперативную группу, которую возглавит гауптштурмфюрер Харнак.
От неожиданности Харнак даже вздрогнул. Только этого ему не хватало!.. Влипнуть в такую передрягу!.. Ведь гоняться за большевистским агентом — все равно что с завязанными глазами ловить на рынке спекулянта. Мелкий и пошлый человек этот Менцель — никак не может простить ему то, что губернаторша заступилась за него. И это после всего того, что он, Харнак, сделал для этого остолопа в чине штандартенфюрера!
— Но ведь я ничего не смыслю в технике радиоперехвата, — попытался отвести от себя удар. — Только мешать буду унтерштурмфюреру.
— Почему же? — возразил Менцель. — Наоборот, вы ему очень поможете, планируя операции и принимая необходимые решения, исходя из его информации. Короче, — подсластил пилюлю, — я не вижу среди своих подчиненных ни одного человека, кроме вас, который мог бы справиться с этим заданием.
Харнак понял: решение окончательное и обжалованию не подлежит. Следовало по крайней мере сделать хорошую мину при плохой игре.
— В таком случае мне остается лишь поблагодарить вас, штандартенфюрер, за лестную оценку моих способностей. Однако я уверен, что господин Винклер выполнил бы задание лучше меня.
Сказал и посмотрел на унтерштурмфюрера — интересно, как тот отнесся к этим словам? С Винклером необходимо сейчас поддерживать наилучшие отношения — он может “информировать” так, что будешь ловить этого агента до последнего своего дня.
Менцель заморгал глазами. Сам черт не поймет этого Харнака — ведь понимает, какую свинью ему только что подложили, а держится так, словно получил в высшей степени почетное задание. Или он на самом деле так верит в свои силы? Впрочем, какое все это имеет значение? Важно лишь то, что он, Менцель, выиграет при всех обстоятельствах. Если Харнак сломает себе шею, это только подтвердит его отрицательное мнение о гауптштурмфюрере. Если же успешно завершит дело — это заслуга Менделя, который вовремя создал оперативную группу во главе с опытным сотрудником.
Что-что, а выгодно преподносить свои действия штандартенфюрер умеет!
Утром комендант дал Катрусе перепечатать совершенно секретное сообщение. Девушке достаточно было лишь взглянуть на него, чтобы представить себе исключительную важность документа. Она незаметно отпечатала не одну, как всегда, а две копии, спрятав вторую под кофточкой и швырнув смятые копирки в корзину.
Комендант тщательно сверил перепечатанное донесение с оригиналом, вызвал фельдфебеля Штеккера, который исполнял обязанности начальника канцелярии, и распорядился отправить сообщение секретной почтой.
— Это очень важно, — услышала Катруся, закрывая за собой дверь.
Стараясь ничем не выдавать своего волнения, девушка продолжала работу, но мысль о важном документе не давала ей покоя; казалось, спрятанная бумага обжигала грудь. Катруся с нетерпением ждала обеденного перерыва, чтобы, когда комендант и Штеккер уедут, позвонить Петру и условиться о свидании — он поймет, что у нее важное сообщение, и встретит ее. Когда, наконец, этот час настал, она вызвала машину для майора Шумахера, а сама озабоченно склонилась над бумагами, делая вид, что не успела выполнить срочную работу. Сейчас скрипнет дверь, через приемную пройдет фельдфебель Штеккер — седой мужчина с утомленным, морщинистым лицом. Остановится по обыкновению возле ее столика, справится о здоровье, немного пошутит и заторопится в столовую. Дверь скрипит, но шагов фельдфебеля не слышно. Катруся, не поднимая головы, закладывает в машинку листок чистой бумаги.
— Фрейлейн Кетхен, зайдите, пожалуйста, ко мне, — говорит Штеккер.
— К вам? — растерянно переспросила.
Фельдфебель стоял на пороге и как-то настороженно смотрел на нее. Вспомнилось, что и майор Шумахер, проходя через приемную, не улыбнулся ей приветливо, как обычно. Но не кажется ли все это ей? Ведь ничего удивительного нет в том, что фельдфебель позвал ее, — сколько раз так бывало… Успокаивает себя, а сама идет словно по узкой жерди, переброшенной через пропасть.
Пригласив Катрусю присесть, Штеккер вышел в приемную, запер входную дверь и вернулся в свой кабинет.
“Зачем это?” — хотела спросить его Катруся, но сдержалась. Фельдфебель присел на стул рядом и спросил:
— Фрейлейн Кетхен, где третий экземпляр оперативного сообщения?
Катруся почувствовала, как остановилось у нее сердце. Губы задрожали, в груди похолодело. И все же нашла в себе силы притвориться глубоко обиженной.
— Господин фельдфебель, разве можно так шутить?!. Я знаю, что такое секретные документы…
— Тем хуже для вас, раз вы понимаете, что такое секретные документы. — Штеккер вытащил из ящика стола тщательно разглаженные две копирки…
Катруся понимала — выхода нет, но все же барахталась:
— Вероятно, копирка слиплась… Я печатала, как было велено: два экземпляра.
— Я не эксперт, — улыбнулся фельдфебель, — и то вижу, что на одном из листков шрифт не такой четкий, как на другом.
— Не знаю, как это случилось… — растерянно произнесла Катруся после долгой паузы. Она понимала, что несет вздор, но не могла придумать ничего лучшего. Сейчас Штеккер позвонит по телефону, придут гестаповцы, сразу найдут эту бумажку, которая жжет и жжет, словно раскаленный уголь…