Южная Африка. Прогулки на краю света
Шрифт:
Этим обусловлено и появление некоторых деталей, отсутствовавших в исходной европейской повозке. Так, в вагоне добавилась катель,то есть походная кровать; вуркиси агтеркис— передний и задний сундуки (или кисы),в которых можно было хранить одежду и другое имущество. Наибольший интерес из всего перечисленного представляет катель(между прочим, слово это пришло к нам из языка хиндустани). В основе всей конструкции лежит деревянная рама, густо заплетенная сыромятными ремнями. Во время дневного перехода катель убиралась под парусиновую крышу фургона. На ночь раму спускали, и в комплекте с матрацем и подушками она образовывала вполне комфортабельное спальное место для женщин.
Согласитесь, весьма рациональное решение проблемы. В вуртреккерских вагонах хватало подобных
Пока я предавался этим размышлениям, впереди снова послышались громкие крики и щелканье кнута — капский вагон засобирался дальше. Я обратил внимание, что быки — как и люди — сильно разнятся по характеру. Одни из них энергично берутся за работу и стараются исполнить ее как можно лучше, другие же с удовольствием уступают это право. Однако старый погонщик зорко следит за упряжкой. Ему прекрасно известны привычки каждого животного. Стоит ему окрикнуть ленивца по имени и громко щелкнуть в воздухе кнутом, как справедливость восстанавливается — все быки тянут ношу в полную силу. Тяжелая повозка трогается с места и медленно движется по дороге, окутанная облаком белой пыли.
Я стоял на вершине Бейнс-Клуф и обозревал сорок квадратных миль Капской земли, которые расстилались у меня под ногами. У самого подножия горы примостился суматошный, пыльный Веллингтон; поодаль от него виднелся Паарль (я мог разглядеть Паарльскую скалу, ярко блестевшую на солнце). А вокруг на многие мили колосились золотые поля. Они тянулись до самого горизонта, где на фоне голубого неба можно было различить более темную полоску — Атлантический океан.
Здесь, в самой верхней точке горного перевала, вовсю кипела жизнь: за последние годы тут вырос современный отель в окружении множества летних бунгало. Пока я любовался окрестностями, ко мне подошел мужчина и попросил разрешения воспользоваться моим полевым биноклем. Он оказался маленьким коренастым лондонцем, на вид ему было около тридцати пяти лет.
— Вы живете неподалеку? — поинтересовался я, передавая ему бинокль.
— В Йо’бурге, — ответил он и пояснил: — Я эмигрировал.
— Ну и как вам здесь нравится?
— Знаете что, давайте выпьем за знакомство, — предложил мужчина.
Мы взяли по стаканчику ледяного шанди и уселись в тени дерева.
— Видите ли, я строитель, — начал рассказ мой собеседник. — А в Африку впервые попал, когда служил в британских ВВС. Наша часть стояла возле городка с названием Джордж. Когда дело подошло к демобилизации, я стал задумываться о будущем. Я понимал, что в Англии мне ничего не светило. Самое лучшее, на что там можно было рассчитывать, это работа по сборке щитовых домов. Ну я и решил переехать в Африку. Жена-то, конечно, все глаза повыплакала… А куда ей деваться — в конце концов и она примирилась. У меня на руках было выходное армейское пособие. Ну, мы кое-как извернулись, поднакопили еще деньжат, да и выехали сюда… вернее сказать, вылетели. Здесь-то, конечно, все совсем по-другому. Я и недели не провел в Йо’бурге, как нашел работу. Можете себе такое представить в Лондоне?
— И хорошая работа? — спросил я.
— Да не так, чтобы слишком, — рассмеялся он, бессознательно переходя на привычный кокни.
— Ну, зато страна красивая, — попытался я его утешить.
— Вы когда-нибудь бывали в Йо’бурге? — вздохнул мужчина. — Там никакого порядка — сплошная неразбериха. И повсюду черномазые! Тысячи кафров… И еще — куда ни пойдешь, везде только и разговоров, что о деньгах. Ей-богу, чтоб мне провалиться на месте!
— Но вам-то нравится ваша работа?
Мужчина задумчиво отхлебнул из своего стакана.
— Да как сказать… Здесь все совсем по-другому, не так, как в Англии. Тяжело с непривычки. Понимаете, существует целая куча дел, которые белый человек не должен делать — не принято! А я люблю все делать своими руками.
Распрощавшись со своим новым знакомым, я продолжил путь и вскоре очутился в высокогорном краю, столь же диком и безлюдном, как и Гленко. Этот проход в горах был некогда проделан с помощью динамита, и в некоторых местах над дорогой нависали скальные карнизы, смахивающие на книжные полки. Остановившись у обочины, я бросил взгляд вниз — туда, где по узкому ущелью прокладывала себе путь река Вит. Со всех сторон ее окружали горные склоны. Одни из них были покрыты травой, другие выглядели такими голыми и неприступными, что мне снова на ум пришла Гленко. Однако стоило еще немного углубиться в это нагромождение скал и утесов, как всякие сравнения с Шотландией показались неуместными, ибо навстречу выскочил крупный бабуин.
Вскоре дорога привела меня в плодородную долину, почти целиком занятую под зерновые посевы. Свободного пространства оставалось совсем немного, и его занимала река, протекавшая посреди полей. Поскольку на дворе стоял ноябрь, то урожай уже сняли, и повсюду высились аккуратные пирамидки связанных снопов. Им предстояло как следует высушиться и прожариться на летнем солнышке. В поле я увидел мужчину и воспользовался случаем, чтобы расспросить его о животных, которые водятся в здешних горах. Он рассказал, что всего неделю назад один из местных стариков подстрелил наконец леопарда, за которым числилось сто двадцать зарезанных овец. Кроме того, в горах можно встретить антилоп, обезьян, зайцев, фазанов и куропаток. Правда, в последнее время через Клуф такое сильное автомобильное движение, что, коли хочешь увидеть дикое животное, придется изрядно порыскать по маленьким боковым лощинкам.
Следующий перевал (почти столь же дикий, как и Бейнс-Клуф) вел наверх, к Цересу. Он проходил между горами Хекс-Ривер и Витзенберген. Хотя этот проход тоже был проложен Эндрю Геддесом Бейном, назвали его в честь Чарльза Майкла, исполнявшего обязанности генерал-губернатора Капа в 1848 году, когда велось строительство горной дороги. Наверное, мало кто из современных путешественников задумывается, как выглядели эти два перевала в эпоху великой алмазной лихорадки. А ведь тогда здесь пролегала главная дорога в Кимберли, столицу алмазодобывающей промышленности. Именно здесь проходил самый странный трекв истории Южной Африки. Весть о найденных алмазах взбудоражила все население, и тысячи людей снялись с места в безумной надежде на быстрое обогащение. Моряки дезертировали с кораблей, а солдаты — из полков; торговцы закрывали семейные лавки, которые их кормили на протяжении поколений; клерки покидали свои конторы, а фермеры — обжитую землю. И эта разношерстная толпа двигалась по горной дороге — кто верхом, а кто и пешком. Здесь можно было встретить и кап-карты, и бычьи повозки, и многоместные дилижансы — люди использовали любое средство передвижения, чтобы добраться до заветного места в горах. Если верить свидетельствам очевидцев, то города и села в одночасье опустели, дома остались лишь совсем дряхлые старики и юные мальчики.
Достигнув вершины перевала, я оказался на высоте в две тысячи футов над уровнем Столовой бухты. Отсюда было рукой подать до небольшого городка с удивительным именем Церес. Это и впрямь было неожиданно — встретить Цереру в окружении всяческих Веллингтонов, Вустеров и Вулсли. Все равно, как если бы кто-то подкупил прелестную деву с известной картины Боттичелли «Весна» и уговорил ее постоять на пьедестале вместо мистера Гладстона.
Церес не обманул моих ожиданий. Он оказался маленьким городком, затерявшимся посреди боккевельда.Слово это в переводе с африкаанс означает «козье поле», так что, пока я ехал по Майкл-пасс, в памяти моей роился классический набор пасторальных образов. Кстати, пусть вас не вводит в заблуждение южноафриканское словечко вельд.Многие иностранцы ошибочно полагают, будто это название какой-то конкретной местности — как у нас в Англии Даунс или, скажем, «фен». Так вот, ничего подобного! Мало того, что южноафриканский вельд простирается на многие сотни миль, так еще и существуют различные виды вельда. Есть вельд плодородный и болотистый; вельд высокогорный и низинный; вельд глухой, удаленный, и вельд прибрежный. Побеседуйте с местными жителями, и вы наверняка услышите о теплом и холодном вельде, о вельде песчаном и травянистом, а также о множестве других разновидностей вельда. В Южной Африке это слово используется двояко: во-первых, для обозначения всех степных пастбищ, независимо от их географического месторасположения, а во-вторых, для описания типа этих пастбищ. Поэтому любой южноафриканец может петь восторженные дифирамбы родному вельду (вообще), но когда дело дойдет до покупки земельного участка, он непременно поинтересуется, какой именно вельд ему предлагают приобрести.