Южная Африка. Прогулки на краю света
Шрифт:
Шустрый любопытный сурикат, сидящий рядом с муравейником; похожая на лорда-камергера птица-секретарь, важно шествующая по полю; маленькая вдовушка в своем неровном, спотыкающемся полете; и бородач-ягнятник, внезапно взмывающий в воздух при вашем появлении — вот самые характерные обитатели южноафриканского вельда, образ которых я навечно сохраню в своей душе.
Однако в этот раз мне повстречалась по дороге еще одна птица — мелкая дрофа, которую здесь называют корхаан(или кнорхаан),что в переводе означает «бранчливый петушок». Имя это подходит птичке как нельзя лучше. Ведь недаром же сурикат держит дрофу за бессменного сторожа! Стоит лишь на горизонте появиться какой-либо угрозе, как наш корхаан разражается громким, раздраженным «крак-крак-крак».
Я ехал безостановочно, пока не заметил посреди голого вельда жалкую обветшалую ферму, прятавшуюся в тени нескольких эвкалиптов. Я в удивлении притормозил. Интересно, как кому-то в голову могла прийти мысль обосноваться в здешних гиблых местах? На что, на какие дары бесплодной каменистой земли они рассчитывали? Я оглядел ферму повнимательнее. На месте бывшего палисадника громоздились муравейники, надворные постройки покосились — того и гляди упадут! Под жаркими лучами полуденного солнца рифленая крыша раскалилась чуть ли не добела. Я постучал в дверь, намереваясь задать какой-нибудь безобидный вопрос — например, как проехать в Кимберли. А там, глядишь, завяжется разговор…
Женщина, отворившая мне дверь, выглядела худой и бледной. По лицу ее читалось, что она давно уже не ждет от судьбы ничего хорошего. Удивление, промелькнувшее в глазах женщины, тут же сменилось опаской. Похоже, она решила, что я принес судебную повестку или пришел требовать арендную плату. Убедившись, что ничем подобным мой визит не грозит, женщина пригласила меня в дом. Мы прошли в тесную и темную гостиную, посредине которой стоял обшарпанный стол и несколько набитых конским волосом стульев. К своему удивлению, я обнаружил в углу комнаты старенькую фисгармонию, а на стенах картинки в зелено-голубых тонах, изображавшие египетские пирамиды.
Извинившись, женщина вышла, а вместо нее появился хозяин дома — высокий сдержанный африканер с той же самой печатью безнадежности на лице. Я еще раз представился, и мужчина заметно расслабился. Он уселся на шаткий круглый стульчик возле фисгармонии и замер, подобно персонажу древнегреческой трагедии — огромные руки сложены на коленях, а взгляд блуждает, то и дело обращаясь к раскрытой двери. Не знаю, что уж он надеялся там увидеть, ибо снаружи не было ничего, кроме беспощадного зноя, столь же плотно утвердившегося на этой земле, как медная крышка на кастрюле.
Да, ужасная сушь стоит! Ферскриклик! Вся кукуруза посохла, да еще вдобавок в ней завелся какой-то вредный жучок. И весь скот ушел в трек. Некоторые фермеры вынуждены продать свое хозяйство и податься в город на заработки. Он неловко, с несчастным видом поерзал на стуле.
Женщина вернулась в комнату с подносом, на котором стояли стаканы с чаем. Из-за ее юбки застенчиво выглядывали трое босоногих мальчишек с растрепанной соломенной шевелюрой — этакие маленькие Гекльберри Финны. Мы прихлебывали горячий чай и молчали. Ни мне, ни им не хотелось говорить о той невидимой битве за выживание, которая велась под раскаленной рифленой крышей. На душе было тяжело, и я гадал про себя, сколько еще они протянут. Как долго смогут выдерживать эту беспощадную осаду? Сколько дней (или недель) им придется ждать, прежде чем по крыше забарабанят вожделенные капли дождя?
Я ехал по дороге и думал о том, что многие в Южной Африке занимаются фермерством не в надежде обеспечить себе жизнь, а в силу наследственной привычки. Ведь работая на земле, в здешних краях не разбогатеешь. Подлинные сокровища земли скрываются глубоко под поверхностью. Если бы мне в тот день явилась добрая фея и предложила загадать желание, я бы попросил у нее, чтоб во дворе этой убогой фермы обнаружилась парочка «Куллинанов». То-то было бы шуму в «Де Бирс»!
Кимберли показался жарким, коричневым и беспорядочным. Он все еще сохраняет внешность горняцкого городка. Его улицы не могут похвастаться простором и упорядоченностью. Еще бы, ведь они прокладывались не профессиональными архитекторами в расчете на упряжку из шестнадцати быков, а скопищем случайных старателей. Эти люди пришли
Сегодня люди приезжают в Кимберли, чтобы постоять на краю Большой Дыры — огромного карьера на старом прииске, отыскать какой-нибудь камешек и швырнуть его вниз, а затем с замиранием сердца ждать шлепка о воду. Что больше всего поражает в Большой Дыре (и делает ее просто нереальной), — что при таких фантастических размерах ожидаешь увидеть по краям ее столь же грандиозные отвалы. Ничего подобного! От земли, которую достали из Большой Дыры, не осталось и следа. Всю ее просеяли, промыли и после тщательной проверки вынесли подальше.
Отсюда, из Большой Дыры и прочих шахт в районе Кимберли, появились на свет многие вещи и явления. Номера-люкс в отелях «Ритц» и огромные автомобили, бриллиантовые диадемы и королевские регалии, высокомерные дворецкие и льющееся рекой шампанское, скаковые конюшни и яхты, норковые манто и роскошные дома на Парк-лейн, богатые династии, многочисленные сердечные приступы, самоубийства и разочарования — вот неполный список того, что породила Большая Дыра. Трудно даже поверить, что все это берет свое начало в таком тихом и непрезентабельном местечке, как Кимберли. Тем не менее это так! Нынешний Кимберли сопричастен всей роскоши современного мира. Единственное, чего никогда не случалось в Кимберли, — чтобы какой-нибудь миллионер пришел и сказал: «Ура, я заработал миллион! Теперь я собираюсь осесть в старом добром Кимберли и потратить здесь все свои денежки!» Увы, никому из богачей даже в голову не придет поселиться в Кимберли. Может, поэтому город напоминает объедки, оставшиеся на столе после того, как праздник закончился и все гости разошлись по домам.
Однако Кимберли обладает особой атмосферой, которая трудно поддается определению. Ее не назовешь богемной… или особо сердечной, или просто беспечной. Скорее, это сочетание всех трех настроений, которое я бы определил как некую теплоту сердец или, если угодно, теплосердечность.Поверьте, даже в этой традиционно гостеприимной стране я нигде не встречал такой открытости и щедрости, как в Кимберли. Возможно, качества эти достались городу в наследство от поколения старателей, в конце девятнадцатого века основавших Кимберли. Все же, что ни говори, а большинство из них были яркими и неординарными личностями с огромным запасом энергии и жизненных сил. Они отличались размахом мышления и колоссальной жаждой жизни. Если вспоминать конкретные исторические личности, то в первую очередь надо назвать Сесила Родса — самого большого романтика эпохи «алмазной лихорадки». Наиболее проницательным из той компании, пожалуй, можно считать Альфреда Бейта, а самым невероятным и фантастическим был, несомненно, Барни Барнато.
Так уж случилось, что Южная Африка стала ареной столкновения двух самых значительных направлений общественно-политической мысли девятнадцатого века. Первое — движение за социальные реформы, представленное в Африке многочисленными миссионерами. А второе — меркантилизм, и его представителями являлись охотники за алмазами, позже к ним присоединились и золотоискатели. В результате бедным провинциальным южноафриканцам — веками жившим вдали от Европы и ее революционных коллизий — пришлось пройти ускоренный курс обучения: в течение каких-то ста лет они были вынуждены переварить эту неудобоваримую смесь учений, к тому же в крайних формах проявления. Разразившаяся в середине девятнадцатого века «алмазная лихорадка» была совершенно новым явлением для Южной Африки — как по своей сути, так и по масштабам. В долину реки Вааль хлынули толпы охотников за алмазами. Среди них были не только англичане, но и жители обеих Америк, Австралии, многочисленные служащие Голландской Ост-Индской компании, а также сами южноафриканцы, приехавшие из отдаленных уголков страны. Всеми этими людьми двигала в первую очередь жажда обогащения. Так в жизни Южной Африки впервые возник мотив денег, и событие это имело колоссальные последствия: патриархально-аграрная страна буквально в мгновение ока перенеслась в самый центр безжалостного современного мира.