Южное лето (Читать на Севере)
Шрифт:
Откуда столько тупых в зале?
– Вы на каком расстоянии от Одессы?
– 4000 километров.
– И не надо менять.
Как я умирал на одном концерте в Киеве.
Я на сцене. В первом ряду пара: он и она.
Я начинаю говорить – они начинают говорить.
Я замолкаю – они замолкают.
Я им шепчу: «Замолчите», – они и после этого говорят.
Я чуть не заплакал. Я испортил весь концерт,
всё на свете, ушёл со сцены, спросил: «Кто это?»
Мне сказали: «Это иностранец с переводчицей».
Сидим, смотрим ТВ.
Там следователь звонит в дверь.
Мама говорит:
– Слушай, звонок как у нас…
Тот опять звонит.
– Ну точно наш звонок.
Там следователю открыли, а у нас звонки продолжались. Когда мы открыли, в двери торчала записка: «Как вам не стыдно!»
– Скажите, это 63-39-90?
– Да.
– Ой, извините, я не туда попал.
В коммуналке
Дед собирается в туалет в конце коридора.
Включает у себя свой свет.
Берёт ведро воды.
Пока доходит до туалета, там кто-то сидит.
Под его светом.
Дед не может этого выдержать.
Срочно бежит обратно с ведром воды.
Выключает свой свет.
За это время тот выходит.
Дед берёт ведро воды.
Включает свой свет.
Идёт в туалет.
Пока доходит, там кто-то сидит.
Дед хватает ведро, бежит обратно, выключает свой свет.
Идёт в туалет без ведра.
Дежурит у дверей.
Оттуда выходят, он бежит обратно, хватает ведро, включает свой свет.
Бежит в туалет, там кто-то сидит.
Он бежит обратно, падает, выливает ведро, выключает свой свет.
Идёт в туалет.
Сидит без воды и в темноте.
Сёма, где ты? Во дворе?! Где во дворе?! (Разнообразно.) Где ты?!. Где ты? Где ты?!. Вот где ты! Вот где ты… Ах вот где ты! (Колотит его.) Ах вот где ты! Ах вот где ты!.. Где ты, Сёма?! Где ты?..
Здесь когда-то было столько интеллигенции! Когда один спрашивал, который час, трое отвечали: «Спасибо».
Но были бережливы. Одна старушка спросила, который час, её подруга одёрнула:
– Вот же у меня часы.
– Спрячь!
Вот мы такие:
кто уезжает – не подталкиваем,
кто остаётся – не задерживаем.
– Чтоб вы все знали, вторая жена – это протез.
Грише Ковалевскому
(контрабас у Спивакова)
Слушай, Гриша!
Тебе очень хочется нас испугать: «Мне шестьдесят! Мне шестьдесят!»
Нормально, Григорий!
Мальчишка ты, и возраст твой копеечный.
Посмотри на Валери Жискар д’Эстена!
На Любимова!
И сникни.
Щипай свой инструмент, верти его в руках.
Задай им ритм. Всем задай.
Пусть они ещё долго отходят от твоего ритма.
От удара. От низкого биения в грудь твоей рукой, Григорий.
Твой инструмент, Григорий, дольше и больше всех, и ты владеешь им, Григорий, виртуозно.
Куда ты только с этим инструментом не ходил.
И где ты только не был с ним.
Он незабываем.
И стоя.
Гриша! Плевать на всех.
Мы постоим.
Когда я вижу и слышу, как посреди стоите оба, ты и Спиваков, я успокаиваюсь.
Запомни, Гриша, первое очарование остаётся последним.
С первой встречи в Одессе до сегодняшних шестидесяти ты – то, что любят, ты – то, что ценят, ты – то, что слушают.
А я – то, что пишет и целует тебя.
Мечтаю
Он пробрался ко мне в самолёте Москва – Одесса и навис над моей газетой.
– Я не знаю, я не знаю, Михал Михалыч, я Одессу люблю.
– Ну, так любите.
– Нет. Я хочу – вот я не знаю… Я хочу жить в Одессе.
– Так живите.
– Так я живу.
– Так что вам мешает?
– Ничего. Просто я очень хочу там жить.
– Так вы что – не можете?
– Могу.
– И живите.
– Так я живу.
– И живите.
– И живу. Мне просто очень хочется жить в Одессе, вот что я хочу сказать.
– Не понял. А где ваша прописка?
– Там!
– Ну?
– Что?
– Так хорошо!
– Конечно.
– А если бы пришлось уезжать, вы бы не уехали?
– Нет.
– Вы бы остались?
– Да.
– А что вы всё время что-то хотите сказать?
– Вот это.
– Так живите.
– Нет. Просто хочется жить там, где хочется.
– А… Ну и вы бы где хотели?
– В Одессе.
– А вы где?
– В Одессе.
– И дети ваши там?
– Конечно.
– Ну, значит, уж придётся жить там, где хочется. Тут уж ничего не сделаешь.
– Да, – вздохнул он.
– Такие вопросы решаются в молодости.
– Так я не старый.
– Вот и вы не старый. Сидите уж там, где сидите, тем более, что вы там сидите. Вам нравится?
– Ой! Не знаю… Очень!
– Видите. Как складывается… Вы где?
– Ой! Ну не знаю… В Одессе.
– А хотели бы?