Южнорусское Овчарово
Шрифт:
Отказываться было неудобно. Мы по очереди посмотрели на звезды и вежливо вернули калейдоскоп собеседнику. Улыбаясь и не покладая кеты, тот принялся рассматривать небо.
– Очень красиво. Очень красиво.
Зима – не сезон для кеты. Зимой ловят навагу, корюшку, камбалу и селедку.
– А как вам удалось кету поймать? – спросили мы. – Повезло, – ответил человек и пошевелил бревно на плече. – А вы кто?
– Живем здесь.
– Городские, что ль? Давно в Овчарове?
– Три года.
– У, – сказал он, – новенькие. Хотите, отдам?
– А
– А я рыбы не ем. Кальмаров еще туда-сюда, креветок, а рыбу – не. Я ее только разделывать люблю.
– Так продать же можно? Давайте мы у вас купим. Человек с калейдоскопом посмотрел на кетину.
– Не хочу, – ответил он. – Или так берите, или я пошел.
– Хорошо, – сказали мы, – давайте.
– Что давайте? – удивился он.
– Рыбу, – ответно удивились мы.
– Рыбу?! – воскликнул он. – Почему?!
– Так вы же сами предложили. Только что.
– А, ну да, – закивал головой собеседник, – предложил. А теперь передумал. – И засмеялся так, что не удержал кету. Она соскользнула с его плеча и упала на лед. – Давайте так, – сказал он вдруг с совершенно нормальным, недурашливым выражением лица. – Пойдем ко мне, я рыбу разделаю, вы ее пустую заберете.
– Как это?
– Вам тушку, мне кишки. – Человек в шали говорил с нами терпеливо, будто мы были идиотами.
– Зачем вам кишки?!
– Выкину.
– Тогда почему?..
– А может, там кольцо внутри, – сказал он, – может, там внутри кольцо с изумрудом.
Марина Владимировна говорит: да они тут все дураки.
«Как?» – «Да очень просто: все по очереди. Прямо в буквальном смысле».
Марина Владимировна всегда все знает. Работа такая: три человека придут в магазин за гипсокартоном, кафелем или фанерой на двенадцать, а остальные девяносто семь – поговорить. Мы тоже в тот раз зашли поговорить. Больше, конечно, поздороваться – все равно рядом были, – но и поговорить тоже.
– Тут дед перед вами был, – говорит Марина Владимировна. – Думала, сдохну. Сорок пять минут как с куста, трындел и трындел. Всякую фигню. Дурак, блин.
– Ну мы тогда пошли, – смеемся мы. – Отдохни.
– Э, – говорит Марина Владимировна, – вы-то как раз пусть.
Ну, пусть так пусть. Нам все равно было ждать, когда почта откроется с обеда.
– Зимняя забава такая, – говорит Марина Владимировна, – ага. Рыбалка и дурак. Нас с Петечкой зовут поиграть. Прокофьевы, соседи, не слева которые, а с железной крышей дом. У них тоже собираются.
– Ходили?
– Да один раз. – Марина Владимировна берет зазвонивший телефон: – Ламинат по каталогу, с предварительным заказом. Да. Пожалуйста!.. …ну, это нечто! Невозможно же каждый вечер ерундой страдать.
Мы тоже кое-что слышали. Еще бы. Дурак в Южнорусском Овчарове иной, совсем не такой, как везде. Овчаровцы играют в дурака серьезно, шестью колодами, одна партия иногда затягивается на несколько дней, а на проигравшем ездят верхом по деревне.
– Необязательно, – говорит Марина Владимировна. – У Прокофьевых не ездят, у них
– В смысле? Как побираться?
– В прямом. Заставят в говно нарядиться, а сами у «Антонии» стоят, ржут и фотографируют.
– Ого.
– А у Петренок… – Марина Владимировна опять берет телефон: – Если больше чем на пять тысяч, скидка десять процентов, да, есть, приезжайте… …у Петренок проигравший на лопате катается. А у ваших соседей, с грибами которые…
– У них тоже играют?! – Мы были в полном изумлении. – Так что, туда не за самогоном ходят?!
– Может, за самогоном тоже, – говорит Марина Владимировна, – но вообще-то играют.
Вот это да. Понятно теперь, почему у тети Гали с дядей Васей свет в доме всю ночь горит, а за молоком если к ним идти, то или рано утром, или не раньше трех.
– Так чем у них проигравший расплачивается?
– Жизнью, – говорит Марина Владимировна. И поспешно добавляет, глядя на наши вытянутые лица: – Ну, нет, на самом деле не так все страшно.
– Йопт, – говорим мы.
– Ну да, – кивает Марина Владимировна, – оно самое. Но тут дело в том, что дуракам везет.
– Всем? – зачем-то спрашиваем мы.
– Без исключения. – Марина Владимировна явно гордится произведенным на нас впечатлением. – Вы сейчас куда?
– На почту, потом домой.
– Давайте созвонимся вечером, – говорит Марина Владимировна, – идея есть.
У нее всю дорогу идеи.
Кстати, никакого кольца в дураковой рыбе не оказалось. Дурак – по нашему наущению и с помощью нашего же ножика – разделал кету прямо на льду. Обследовав рыбий кишечник, он обтер нож и руки об лед и зашагал к берегу, насвистывая государственный гимн. Мы подобрали кету и, ругаясь на рыбью пачкотню, отправились домой, намереваясь заехать по пути на почту и в строительный магазин. Когда мы еще шли к берегу, за нашими спинами уже вовсю горланили чайки, налетевшие на требуху.
– Идея, – сказала Марина Владимировна тем же вечером, – идея такая: что нам мешает попробовать?
Да ничего нам не мешало. Они с Петром Геннадьевичем уже и карты купили. Шесть колод.
Шесть колод и никаких пар. Каждый играет сам за себя. Это лишь кажется сложным, но на самом деле, вовсе нетрудно догадаться по лицам, что пять козырных тузов лежат перевернутыми у кого угодно, только не у Петра Геннадьевича, к которому заходить – понятное дело – с козырных десяток, потому что все шесть козырных валетов и все шесть козырных дам собрались у вас. А если у вас же были и козырные короли, но не все, а лишь четверо, шанс все же велик, четыре против двух. Вдобавок, шестой туз тоже у вас. Петр Геннадьевич сграбастывал все, но когда дело дошло до королей, мне стало ясно, какая чудовищная ошибка мною была допущена. У меня совершенно вылетело из головы, что пачка карт, лежавшая слева от меня, тоже принадлежит мне. А содержимое той пачки было таким ничтожным, что впору кингстоны открывать.