Южный комфорт
Шрифт:
Та же старенькая Неонила Ефремовна, которая купала Абрека, готовила для Ольжичей-Предславских обеды. Между нечастыми торжественными приготовлениями пролегали целые полосы кое-какой кормежки наспех: утром и вечером чай и что-нибудь к чаю, обед для Твердохлеба, Мальвины и самого профессора - на работе. Тещин Брат рыскал по своим знакомым, а сама Мальвина Витольдовна, кажется, ничего и не ела, только ходила по квартире, курила длинные индийские сигареты и вслушивалась в только для нее слышимую музыку сфер.
Обед становился событием. Он сплачивал семью, доставлял большое удовольствие хозяину, кроме того, выполнял еще так называемые протокольные функции: на него всегда приглашали кого-нибудь из полезных людей. Чаще всего это были люди из сфер Ольжича-Предславского, иногда какие-то медицинские светила, временами музыканты.
– Вокзал!
– извещая Твердохлеба об очередном госте на семейном обеде, хохотал Тещин Брат.
– Суета! Проходной двор! А спросить: зачем? Все равно ведь отправят профессора на пенсию, а из моей племянницы никакого светила не выйдет!
Летом он сидел на своей даче под Белогородкой, копался там в огородике, разводил цветы, в Киев наведывался редко и неохотно. Поэтому Твердохлеб удивился, встретив Тещиного Брата у подъезда дома, когда возвратился с работы.
– На дачу?
– спросил он его.
– Наоборот!
– засмеялся тот.
– Завтра обед, и велено быть! А я зарос там в кустах и провонялся. Нужно чистить перья.
– Обед?
– Твердохлеб еще ничего не слышал об этом.
– Когда же?
– Завтра, завтра. А кого пригласили, знаешь?
– Если я не знаю про обед, то откуда о приглашенном?
– Дама!
– поднял палец Тещин Брат.
– Тогда вам придется быть кавалером.
– Кавалерствовать будешь ты, голубчик! Еще и как покавалерствуешь! Тещин Брат, залившись своим хрипловатым пиратским смехом, долго не мог успокоиться.
– Ну, Ольжич! Ох и знает субординации и махинации! Ты хоть догадываешься, что это за дама?
– Не имею представления, - небрежно сказал Твердохлеб.
– Да не все ли равно? По мне хоть мадам Тэтчер пусть обедает.
– А Хвеськи ты не хотел?
– беря его под руку (не столько чтобы поддерживать, сколько чтобы самому опереться), продолжал Тещин Брат, поднимаясь по лестнице.
– Хвеська же у вас там сила? А?
Твердохлеб ничего не мог понять.
– Хвеська? Что за Хвеська?
– Ну, начальница твоя, Феодосия Савична! Забыл? А Ольжич ничего не забывает. Все в голове. Все в памяти.
– Феодосия Савична?
– Твердохлеб не верил своим ушам.
– Но ведь мне никто... И вообще должны были бы, если не спросить, то...
– Тут не спрашивают никого! Тут вокзал и контрольно-пересыльный пункт!
– В конце концов это и меня касается. Вообще-то обед может и без меня...
– Без тебя тут никак. А не говорили, чтоб сюрприз. Мой родственник это умеет. За тебя он давно должен был бы взяться, но, наверное, надеялся на твой ум, вот ты и засиделся, как редька в холодной земле. И ведь знает же Ольжич, что нужно остерегаться, как бы тебя не опередил зять любовницы заместителя заведующего тем сем, трам-тара-рам.
– Не понимаю.
– Они уже были у самых дверей квартиры, и Твердохлеб, не скрывая своего возмущения, преградил путь Тещиному Брату.
– Я этого не хочу понимать!
Тот притворился, что не слышит.
– А я о вашей Хвеське давно слыхал, - осторожно отталкивая Твердохлеба, бормотал себе под нос Тещин Брат.
– Слыхать слыхал, а видать не видал. Говорят: пронырливая - смерть! Знает обо всех даже больше, чем мы сами о себе. Правда?
– Может, и знает, - сказал Твердохлеб.
Они уже вошли в квартиру. Навстречу им шла Мальвина Витольдовна. Не дав брату времени рта раскрыть, она ласково сказала:
– Теодор, я звонила тебе на работу, но как-то неудачно. Мы пригласили на завтрашний обед эту твою начальницу, и я хотела сказать тебе об этом...
– Мне нужно присутствовать?
– поинтересовался Твердохлеб.
– А как же! Без тебя это совершенно невозможно! Как же без тебя?
– Твой зять рожден для монастырской кельи или камеры-одиночки, а вынужден вертеться среди оболтусов!
– хмыкнул Тещин Брат.
Мальвина Витольдовна с видом мученицы заломила руки от такой грубости. Твердохлеб взглядом подбодрил ее. Ничего, как-нибудь переживем и это.
Ритуал обедов требовал торжественности в поведении и одежде. Даже Тещин Брат надевал отглаженные брюки и чистую сорочку. Ясное дело, на Савочку это не распространялось. Невзрачная блуза-пиджак, широкие, словно жеваные, брюки, нечищеные туфли - все, как всегда, ибо что такое одежда? Просто изделия легкой промышленности, а не результат тысячелетней эволюции человеческого рода, украшением которого (втайне от всех) считает себя Савочка. Однако, дабы не обижать всех других, - щедрая улыбочка и скромненькое помахивание ручкой при отказе от почетного места за столом.
– Нет, нет! Только для хозяина и многоуважаемой...
– Мальвины Витольдовны, - подсказал Ольжич-Предславский, хотя перед тем тянулось довольно затяжное знакомство со всеми членами семьи.
– Да, да, для Мальвины Витольдовны и для Федора Петровича. А как же! Он у нас, знаете... Мы его все... Без него мы что?.. Прошу прощения, что-то у меня горло... Хрипит, окаянное... Оно ведь и возраст уже...
– А вы не переживайте, - пришел на выручку Савочке Тещин Брат.
– Вот я тоже хриплю. Хрипуны теперь в моде. Певец такой есть - хрипит как повешенный, а девушки прямо аж бесятся от него!