Южный Крест
Шрифт:
— Я же и говорю! Назвать дочь в честь королевы, какой снобизм. Меня, например, мама назвала в честь своей няни. И я очень рада!
— Конечно, — согласился он. — Евдокия красивое имя.
— Вообще-то я Авдотья, — гордо заметила она. — Ну что, кажется, ничего не забыла…
Она подошла к тахте, сняла висевший в изголовье маленький медный с финифтью складень, приложилась к нему, торопливо перекрестившись, и небрежно сунула в сумку.
— Бери сак и ступай, — сказала она, вручая сумку Полунину. — Иди прямо к станции, а на Хураменто свернешь за угол и подождешь меня, я мигом…
Дойдя до угла улицы Хураменто, он поставил сумку на
Дуняша шла, держа руки в карманах небрежно перетянутого поясом плаща, поглядывая по сторонам и расшвыривая ногами устилающие тротуар сухие листья, — так тоже никогда не станет вести себя на улице аргентинка, вышедшая из школьного возраста…
— Боже, какой день! — воскликнула она, подходя ближе. — Просто плакать хочется. Что может быть лучше осени, вот такой золотой, когда листья всюду, и солнце, и небо синее-синее, — одно такое настоящее бабское лето…
— Бабье, Дуня, а не бабское. Тебя не обижает, что я поправляю?
— Нет, конечно, но только я ведь потом опять забуду… нужно будет книжечку завести, записывать. О, у меня идея! — Дуняша, взяв его под руку, по-девчоночьи подскочила, чтобы попасть в ногу. — Ты иногда спрашиваешь — ну, когда праздник какой-нибудь, день рождения, именины, — что мне подарить. Так вот, когда у тебя появится охота сделать мне подарок, купи мне бальный карнэ, знаешь? Это такая книжечка, куда записывают претендентов на танец. Купи самую простую, а то они бывают очень дорогие. И я буду записывать русские идиомы.
— Непременно куплю, — Полунин улыбнулся, — ты только скажи, где они продаются.
— О, это можно иметь в любой хорошей папелерии [22] . Пеузер, например, или Тэйлхэд. Или у Тамбурини — знаешь, на авеню де Майо, огромный такой магазин. Спроси в том отделе, где альбомы и всякие штуки для подарков. A propos [23] , куда же мы едем?
— Давай вот что сделаем, — Полунин крепче прижал к себе ее руку. — Давай поедем в электричке до конечной станции, а там пересядем на первый же поезд дальнего следования — первый, какой остановится. И сойдем, где ты скажешь…
22
Papeleria — магазин канцелярских принадлежностей (исп.).
23
Кстати (фр.).
С пересадкой им неожиданно повезло, и уже в пятом часу пополудни они вышли из душного, битком набитого вагона в каком-то приглянувшемся Дуняше поселке, в полутораста километрах от столицы. Крошечная платформа была пустынна, вышедший к поезду дежурный с провинциальным любопытством посматривал на приезжих. Когда рассеялся запах паровозного дыма и перестали гудеть рельсы, кругом воцарилась огромная первозданная тишина, пахнущая пылью, сухим бурьяном и степью.
— Боже, как хорошо, — сказала Дуняша, закрыв глаза. — Поди спроси у него, есть ли тут отель…
Как ни странно, в поселке действительно оказалась гостиница, совсем новая, выстроенная в прошлом году каким-то местным оптимистом, — непонятно, сказал дежурный, на кого он рассчитывал, этот дон Тибурсио, здесь никто никогда не останавливается…
— Звучит заманчиво, — болтала Дуняша, пока они шли по единственной асфальтированной улице поселка, — если отель новый, то, может, там есть хоть какой-нибудь комфорт, хотя бы самый элементарный? Хочу ванную с горячей водой, и чтобы в номере была громадная кровать. Все-таки второй класс — это ужасно. Не сиденье, а какое-то орудие пытки, я себе отсидела все решительно. Признаюсь, пока мы ехали, я даже помолилась именно о кровати. Evidemment [24] , это молитва кощунственная… хотя в тот момент я думала лишь о том, чтобы отдохнуть. Вообще, может быть, мне это было послано нарочно, как mortification du chair. Как это говорится по-русски — умертвление плоти?
24
Конечно (фр.).
— Ты о чем, Дуня?
— Ну об этом кошмарном сиденье в вагоне, с прямой спинкой. Когда поедем обратно, нужно будет любым способом попытаться купить первый класс. Еще и какая-то планка резала ноги, прямо под коленками.
— Странно, у меня никакой планки не было. Тебе нужно было просто сказать, поменялись бы местами…
— Нет, я сразу поняла, что к этому следует отнестись мистически, — возразила Дуняша. — Как к посланному свыше испытанию, понимаешь?
Хозяин гостиницы, толстый, усатый и меланхоличный, встретил их равнодушно; видимо, он давно уже понял, что никакая случайная пара постояльцев ничего не изменит, и относился к этому со стоическим спокойствием.
— Выбирайте любую комнату, — сказал он, — хоть на первом этаже, хоть на втором. Идите лучше наверх, больше воздуха. Ужинать будете здесь? Скажите тогда кухарке, что приготовить.
— А ключ? — спросила Дуняша, для наглядности повертев пальцами, словно отпирая замок.
— Идите, там не заперто, — меланхолично ответил дон Тибурсио, — ключ торчит в каждой двери.
Войдя в номер, Дуняша всплеснула руками.
— Теперь ты сам видишь, — сказала она с благоговением, — что даже самая нечестивая молитва может что-то дать, если она от души. Бог мой, на такой кровати можно кувыркаться!
Номер был небольшой, очень чистенький, пахнущий свежей краской и мебельным нитролаком; за широким окном — здание стояло на самом краю поселка — лежала открытая до горизонта пампа. Дуняша заглянула в выложенную малахитовыми изразцами ванную, отвернула краны — из никелированного раструба хлынула ржавая струя, потом постепенно просветлела, стала чистой. Над ванной был укреплен электрический калефон, Дуняша нажала пусковую кнопку, на белой эмали загорелась рубиновая сигнальная лампочка.