Южный Крест
Шрифт:
— Она, кстати, не немка, — заметил генерал, окутываясь клубами сигарного дыма. — Она бельгийка.
— Так точно, по паспорту.
— И в действительности. Паспорт у нее настоящий.
Генерал выдвинул ящик стола и достал конверт.
— Дело в том, что я писал в Бельгию, просил выяснить. Это оказалось несложно. Отец этой особы — довольно крупный антверпенский промышленник, человек порядочный, во время войны честно сотрудничал с имперскими экономическими органами. Его дочь, Астрид, порвала с семьей около трех лет назад, скорее всего из-за своих левых убеждений. По слухам, находится сейчас в Южной Америке. А вот и фотография этой самой девицы…
Кнобльмайер долго разглядывал снимок. Армгард — или Астрид, черт их теперь разберет, — была изображена с другой прической,
— Но ведь это ужасно, экселенц, — сказал он слабым голосом, возвращая фотографию. — Они теперь все здесь разнюхали, кретин Лернер выдал им адрес этого человека в Кордове, через него они нащупают всю нашу аргентинскую сеть…
— Спокойно, оберст, спокойно, обстановка не так опасна. Постарайтесь взглянуть на нее с военной точки зрения. Мы не только раскрыли оперативный план противника, но и можем уже в общих чертах представить себе его, так сказать, стратегический замысел. Противник между тем явно ни о чем не догадывается. В этом наше преимущество, Кнобльмайер. Хотя, не скрою, мы имеем дело с сильным противником. Следует подумать, как быть дальше…
— Экселенц, наша военная доктрина всегда была наступательной. Смею думать, это применимо и к данной ситуации. Банду нужно обезвредить немедленно, одним ударом!
Генерал отрицательно покачал головой.
— Ошибка, оберст Опасная ошибка! Вас ничто не удивляет в этой истории?
Кнобльмайер подумал и пожал плечами.
— Скорее возмущает, экселенц, — неслыханная наглость — коварство — впрочем, наши противники всегда этим отличались.
— Не спорю, Кнобльмайер, не спорю. Но все-таки? К нам засылают агента, причем эта операция выглядит на редкость так топорно: агент является под своим настоящим именем, со своими подлинными бумагами, заявляя в то же время, что они подложны. И вообще несет невообразимую чушь. Вы знаете, у разведчиков есть такой термин — «легенда»; обычно она продумывается самым тщательным образом, хорошая легенда должна выдержать любую проверку. А здесь? С какой легендой явилась к нам эта… Стеенховен? С нагромождением лжи, которое развалилось при первом прикосновении. Ведь, чтобы разоблачить ее, хватило одного-единственного запроса! Все это подозрительно, Кнобльмайер, весьма подозрительно…
— Что предполагает ваше превосходительство? — спросил оберст после недолгого молчания.
— Тут можно предполагать что угодно. Для меня ясно одно: противник, засылая к нам свою разведчицу с такой нелепой легендой, не мог не предусмотреть нашего ответного хода — то есть проверки. Говоря иными словами, расчет был построен именно на разоблачении. Я склонен думать, что они ждут с нашей стороны именно тех действий, которые вы только что предложили, то есть ответного удара. Для чего? Для чего угодно, дорогой Кнобльмайер. Для чего угодно! Хотя бы для того, чтобы поднять шумиху в так называемой «прогрессивной» печати. Маду действительно связан с «Эко де Прованс», но это, естественно, только лишь прикрытие, камуфляж. Откуда мы знаем, кто стоит за его спиной? Это может быть кто угодно, оберст, кто угодно! Страшно даже подумать, к каким последствиям может повести малейший необдуманный шаг с нашей стороны…
На это Кнобльмайер не нашелся что сказать. С полминуты генерал смотрел на него испытующе, потом взял с пепельницы свою сигару и снова запыхтел, окутываясь клубами синеватого дыма.
— Итак, повторяю: никаких опрометчивых шагов. Акции с проверкой бумаг и изъятием магнитофонных записей пока достаточно. Завтра же позвоните Хагеману, пусть все вернут.
— Я написал ему сегодня письмо, девчонка приезжала просить именно об этом…
— Правильно сделали. Пусть ничего не подозревают! Завтра еще позвоните — в дополнение к письму. Получив назад бумаги и бобины, они придут в замешательство, — вы меня понимаете? Они ждут от нас какого-то удара, рассчитывают на это, тут все очень не случайно — даже то, что группа вдруг разделилась, оставив здесь одного Маду с девчонкой. Тут дьявольский план, Кнобльмайер, поверьте чутью старого солдата…
Его слова прервал осторожный стук в дверь Генерал обернулся и раздраженно крикнул: «Войдите! » На пороге вытянулся адъютант.
— Экселенц, прошу прощения, есть важные новости. Монтевидео сообщает о попытке военного переворота в Буэнос-Айресе.
— А! — крикнул генерал и хлопнул по столу ладонью. — Теперь вы поняли? Радио, Вебер!
Адъютант метнулся к стоящему в углу большому консольному аппарату. Генерал встал, вскочил со своего места и Кнобльмайер. С минуту приемник шипел и потрескивал, потом забормотал что-то неразборчивое; Вебер повернул ручку настройки, и сквозь шипение прорезался торопливый голос:
— … жертвы среди гражданского населения. Связь страны с внешним миром прервана, отменены все вылеты из международного аэропорта Пистарини. Судя по официальным сообщениям, положение в федеральной столице полностью контролируется правительством, о положении в провинциях достоверных сведений пока нет. Как нам только что сообщили, в Буэнос-Айресе толпа сторонников президента разгромила и подожгла здание дипломатического представительства Ватикана. В связи с попыткой переворота называют имена некоторых высших офицеров военно-морских сил Аргентины, в том числе вице-адмиралов Оливьери и Кальдерона, судьба которых неизвестна. Говорит радио Монтевидео, Уругвай. Мы будем информировать наших слушателей по мере поступления дальнейших сообщений из Аргентины…
Голос умолк, послышалась музыка. Генерал остановился посреди кабинета, широко расставив ноги и уперев руки в бока с таким воинственным видом, словно на нем вместо бархатной домашней тужурки был сейчас серо-зеленый китель со всеми регалиями.
— Что я вам говорил! — крикнул он торжествующе. — Теперь вы видите, Кнобльмайер? Видите, как все сходится? Попробуйте сказать, что это простое совпадение — приезд к вам этой особы именно сегодня!
— Внимание, друзья радиослушатели, — опять раздался голос диктора. — Говорит радио Монтевидео, Уругвай. Повторяем наше экстренное сообщение. Сегодня, шестнадцатого июня, в столице Аргентины была произведена попытка государственного переворота. Около полудня по местному времени самолеты морской авиации сбросили бомбы на центральные кварталы Буэнос-Айреса, президентский дворец и здание военного министерства. Имеются жертвы среди гражданского населения. Связь страны с внешним миром прервана, отменены все вылеты…
— Выключите, дальше мы уже слышали, — сказал генерал — Если будет что-нибудь новое до часу ночи, немедленно сообщите мне. Организуйте посменное дежурство, используйте три приемника — слушать одновременно Буэнос-Айрес, Монтевидео и Вашингтон, все сообщения записывать на пленку. Утром дадите мне сводку — не позже восьми ноль-ноль.
— Слушаюсь, экселенц!
Адъютант вышел. Генерал обернулся к оберсту и смерил его торжествующим взглядом.
— Ну, что скажете, Кнобльмайер? Все-таки эта голова что-то соображает, а? — Он постучал себя по лбу. — Хороши мы сейчас были бы, поддавшись на провокацию этих бандитов! Итак, проанализируем ситуацию. События в Аргентине — при любом исходе — очень серьезно подрывают положение Штрёсснера. Это не нуждается в пояснениях. Даже если Перон удержится на этот раз, его дни сочтены, а Штрёсснер ориентируется на Аргентину. Не сегодня-завтра он окажется в политической изоляции, и тогда уже ему будет не до нас. В свете всего этого, Кнобльмайер, какая линия поведения представляется вам наиболее разумной?
— Я думаю… сидеть тихо, экселенц!
— Именно. Вы правы, Кнобльмайер. Именно — сидеть тихо! Занять гибкую оборону и не поддаваться на провокации!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Полунина события шестнадцатого июня застали в Кордове. Накануне он уехал из Буэнос-Айреса, так и не дождавшись Келли, — тот таскался по северным провинциям, то ли инспектируя деятельность тамошних «соратников», то ли попросту спасаясь от промозглой буэнос-айресской зимы в благодатном климате Тукумана. Ждать его дольше не имело смысла. Тем более что, прежде чем выводить ЦНА на Дитмара, разумнее было самому удостовериться, действительно ли тот в Кордове. В конце концов, сведения Лернера могли быть и ошибочными.