Z??ница Василиска
Шрифт:
Обгоревшая поверхность вражеского корабля толкает в ступни. Привода внешнего скелета принимают на себя нагрузку от столкновения, оберегая доставшийся от родителей, но сильно ослабленный природный. Подошвы «Гекко» прилипают к расчерченной на шестиугольники плитке, верная прога слегка подсвечивает на экране шлема наиболее доступные для проникновения места. Вокруг в принципе без приборов ни черта не разглядеть, темно, как у негра в… хижине. Так что спасибо инженерам и программистам за наше счастливое… Что-то меня несёт. Несёт
Спокойно, Аркадий, не истери. Парни круты, и чёрта с два у противника найдётся что-то, способное остановить ветерана императорской тяжёлой пехоты в штурмовой броне, но подпространственник не крейсер, там тесно. Могучим, но весьма габаритным десантам надо помочь.
Люки, шахты… не то. Вот, вскрытые снарядами охладители, это годится, в этом месте нас ждать не должны. Рукоять верного тесака мелко-мелко сотрясает руку. Внутренняя переборка не может удержать лезвие, способное строгать ломтями скалу. Из разреза врывается струя воздуха, толчок в грудь, потеря равновесия… Сквозь недорезанную стенку бьёт плазменный разряд . Мать, впритирку прошёл, повезло с воздухом. Взмах руки из-за плеча, это Бэргэн, догнал. Кинул в отверстие «Ежа». А вот нехрен потому что. Отодвинуться в сторону, двумя ударами дорезать переборку.
Остатки воздуха выносят вырезанный фрагмент в пустоту. «Вспышку» туда и ещё одного «Ежа». Прыжок внутрь, головой и руками вперёд, в полёте толкнуться от подвернувшегося трубопровода, сломать траекторию и рывком убраться за шкаф с какой-то аппаратурой. На полу отсека дикое месиво из человеческого тела. Страшнее, чем «Предчуствие гражданской войны в Испании». Пара «Ежей» так перекрутила единственного защитника, что целых крупных костей внутри скафа наверняка нет, тем более скаф технический, без брони. Не ждали, суки, не успели экипироваться. Встать в угол, взять на прицел люки в переборках. Хорошо, что «Наганов» у меня два.
Что делает этот сумасшедший якут? А, молодец, он поймал вылетевший фрагмент и теперь латает сделанную мной пробоину. А воздух в отсек проходит, уже слышно шипение пломбиратора, заливающего пеной дыры в переборке.
Из раздробленного силовыми шнурами «Ежей» шлема слышны команды на немецком. Похоже, там сейчас не до нас, командир конкретно истерит. На нашей волне сплошной мат, но спокойный, даже весёлый.
Темирдяев давит из баллона тонкий шнур взрывчатки. Один овал, второй, впечатывает в массу детонаторы. Расходимся в стороны.
– Хоп!
Стекло шлема на мгновение чернеет, отсекая вспышки. Сам взрыв в разреженной атмосфере почти неощутим.
– Играю!
Бэргэн швыряет в отсек «Вспышку», я прыгаю внутрь вместе с ней. Удар в правое плечо, в левое колено, потом очередь уходит в сторону. Не пробили. Экран шлема светлеет. Получи, сука!
Вольфрамовая стрелка из нагана – не свинцовые шарики «Эрмы», за вражеским силуэтом на переборку плеснуло. Темирдяев, не входя в помещение, жжёт прыгнувшего мне за спину урода разрядом «Горыныча»
Перекошенное лицо за стеклом шлема, ненавидящий взгляд… Рожа смутно знакома. Бред, этого не может быть. Тесак отрубает немцу правую руку. Хлынувшую из обрубка кровь сразу пережимает система жизнеобеспечения, пенится герметик. Отбиваю наганом в сторону левую клешню врага и всаживаю тесак в живот, рассекая кишки и печень. Всё, не жилец.
Прыгаю дальше по коридору. Крик Бэргэна в наушниках, что-то большое и тёмное летит в лицо…
– Осторожнее, бегемот, боком давай! – Елена в ярости. – Васильич, помоги! Аккуратнее, мать вашу за ногу на четыре звезды, аккуратнее!
– Не рычи, не дома. Не сдох ещё, значит, будет жить. Нехрен было варежку разевать. Великий воин, млять, гантели головой ломает. Придурок!
– Осторожнее, сказала! – Туманская ловко и сноровисто выковыривает тело Лобачевского из боевого скафа, упаковывает в капсулу медблока. Почти не глядя лепит к бледной коже присоски датчиков диагноста, опускает крышку и активирует систему.
– Пленные есть? – поворачивается Хренов к Плетнёву. Гора брони в ответ брезгливо делает характерный жест кистью руки.
– Ну вы мясники, блин.
– Да торопились… Штурмовик качнув шлемом в сторону медблока, поясняет причину.
Хренов разводит руками – понимаю, мол, так спросил, на всякий случай.
– Семён, ты тут присмотри, я глянуть хочу, кому это мы сдуру вломили…
– Да иди, иди. Любуйся. – Семён отстёгивает правую перчатку и начинает избавляться от шлема. – Мы там даже и не испортили ничего. Почти.
Азарт стремительной, не оставляющей времени на размышление схватки сменяется апатией – слишком много потрачено энергии. Люди двигаются, как сонные мухи, на голых рефлексах выполняя самые необходимые действия.
Штурмовики медленно избавляются от тяжёлого снаряжения, так же медленно укладывают его детали на места хранения, подсоединяют к системам подзарядки.
Бэргэн и Елена, не снимая лёгких скафандров, проверяют состояние оружейных и прицельных комплексов, после чего якут, тихонько напевая под нос, принимается муштровать робота-уборщика, утилизирующего остатки несъеденного завтрака. Елена садится у медблока, бессмысленно уставившись на мигание индикаторных огней.
Агрегат звенит сигналом и сплёвывает на палубу реанимационную капсулу через тридцать одну минуту сорок семь секунд после включения. Аркадий выбирается из лечилки, внимательно осматривает голое своё тело, чешет под правой подмышкой…
– Похоже, мы всё-таки победили… – вслух удивляется он.
Елена медленно встаёт и отвешивает ему сочную затрещину, после чего обнимает и страстно целует в губы.
– Козёл малолетний, – оторвавшись, шепчет женщина и снова впивается своими губами в губы Лобачевского.
Семён и Мишка, вдоволь налюбовавшись зрелищем, аккуратно отделяют геолога от капитана, помогают Аркадию добраться до каюты и одеться.
К тому времени, когда экипаж снова собирается в кают-компании, раздаётся короткое шипение шлюза, пропускающего во внутренний объём корабельного инженера.