За чьи грехи?
Шрифт:
Черноярец открыл глаза…
— Атаман! — с ужасом прошептал он.
Разин быстро повернул нож в груди своей жертвы и вынул.
— Это тебе за нее! — глухо произнес он.
Убитый даже не шевельнулся больше.
Тщательно вытерев нож об бурку и вложив в ножны, Разин пошел вдоль своего стана. Казалось, он прислушивался к ночным звукам. Кваканье лягушек умолкло, но вместо них в камышах Царицы заливалась очеретянка. По временам стонала выпь и насвистывал овчарик. На Волге, вправо от Царицына, длинная водная полоса сверкала серебром.
— Хто идет? — послышался оклик часового.
— Атаман, — отвечал Разин.
— Пропуск?
—
Разин шел дальше. Видны уже были очертания городских стен, и длинная черная тень тянулась от крепостной башни с каланчою.
— Славен город Москва! — глухо донеслось с каланчи.
— Славен город Ярославль!
— Славен город Астрахань!
Это перекликались часовые на стенах города. И Разину вдруг ясно представилось, как эти города, которые теперь славят часовые, будут его городами, особенно Москва. И он вспомнил маленькую келейку в монастыре у Николы на Угреше и Аввакума, прикованного к стене этой келейки. Бедно и сурово в келье, только солома шуршит под ногами узника. А там, в городе — какие палаты у бояр! какое убранство на их конях, сколько золота на их одежде! сколько соболей изведено на их шубы, на шапки! И этот город будет его городом! Он станет середи Москвы, на Лобном месте, станет и крикнет, как тогда обещал Аввакуму: «Слышишь, Москва! слышите, бояре!». И услышат этот голос во всей русской земле, за морем услышат!
Из-за обрыва, спускавшегося к Царицыну, осторожно выюркнула человеческая фигура и, увидев при свете месяца Разина, попятилась назад.
— Хто там? — окликнул Разин и взялся за свой персидский нож.
— Васька-Ус, — был ответ, — а в придачу — Кагальник.
— А! это ты, старина? — удивился Разин. — Што полуношничаешь?
— Не спится, атаман, дак робят проверяю.
— Каких ребят?
— Часовых… Который из них задремит — я того и сменяю.
— Как сменяешь?
— Вот этим самым ножом. — Васька-Ус показал широкий нож, на котором видна была свежая кровь. — Который часовой меня не окликнет и я подкрадусь к ему — тому прямо нож под микитки — и баста! Уж тот што за часовой, к которому подкрасться можно — последнее дело: я того и сменяю. Я всегда так-ту, батюшка Степан Тимофеич. и у меня никогда часовой не задремит — ни-ни! ни Боже мой! Уж это все знают.
— Ну и молодец же ты, Василий Трофимыч! — удивился Разин. — Вот умно придумал! Молодец! Ну, а я не дошел до этого, не додумался.
— Ничего, атаман, Бог простит, — утешал его разбойник.
— Ну и что ж! сменил кого? — спросил Разин.
— Двух сменил-таки — порешил… Другим наука.
— Ну и молодец же ты! — похлопал разбойника по плечу Разин. — Будь же ты за это моим есаулом!
— А Иван Черноярец што? — удивился, в свою очередь, Васька-Ус. — Не хорош?
— Я его тоже сменил, как ты молодцов, — отвечал Разин.
— А-а! — протянул Ус.
Из оврага, идущего от Царицы, послышался протяжный, очень осторожный свист. Разин отвечал таким же свистом, только два раза.
Из оврага вышел человек в поповском одеянии [69] .
— Здравствуй, отец протопоп, — поздоровался с ним Разин.
— Здравствуй, батюшка Степан Тимофеевич, — отвечал пришедший.
К нему подошел Васька-Ус и снял шапку.
— Благослови, отче, — сказал он, протягивая руку горстью, как за подачкой.
69
Отец
— Во имя Отца и Сына… — благословил пришедший.
— Ну что, отец Никифор? — спросил Разин. — Уговорил?
— Уговорил — все готово, хоть голыми руками бери город.
В это время в стане послышались голоса, говор, шум.
— Злодеи! есаула зарезали!
— Это Васькины ребята! Вяжи злодеев! А где Васька?!
— Батюшки! и часовой зарезан!
Разин с улыбкой переглянулся с своим новым есаулом, и они поторопились в стан. Начинало светать.
XXIX. Воевода Тургенев на веревке [70]
Едва первые лучи солнца позолотили кресты и главы царицынских церквей, как казаки двинулись к городу.
Разин и его новый есаул ехали впереди, — Разин с бунчуком в руке, Васька-Ус — с обнаженною саблей.
Разинцы подступали к городу двумя лавами: одна шла к тому месту, где пологий вал и городская стена, казалось, представляли наиболее удобств для приступа, хотя эта часть стены и башни были защищены пушками; другая лава подавалась вперед правее, к тому месту, которое казалось неприступным и где находились городские ворота, прочно окованные железом.
70
Тургенев Тимофей Васильевич — царицынский воевода. Описание его смерти: Соловьев, кн. 6, с. 300–301.
Разин попеременно находился то в голове правой лавы, то в голове левой.
Воевода Тургенев, недавно назначенный командиром Царицына, и стрельцы, его подкомандные, по-видимому спокойно ожидали приступа, потому что, с одной стороны, уверены были в невозможности взять крепость без стенобитных орудий, с другой — что со дня на день ожидали прибытия по Волге сверху сильного стрелецкого отряда. Тургеневу и другим защитникам Царицына очень хорошо видно было со стен, как Разин разъезжал впереди своей, казалось, нестройной толпы. Тургенев, высокий и плотный мужчина с сильною сединою в длинной бороде, стоял на стене, опершись на дуло пушки, и, казалось, считал силы неприятеля.
— Дядя, — обратился к нему стоявший рядом молодой воин в богатых доспехах, — дозволь мне попужать орла-стервятника.
— Какого это, племянник? — спросил воевода.
— А вон того, что на белом коне, — самого Стеньку.
— А чем ты его попужаешь?
— Вот этой старушкой! — Он указал на пушку.
— Добро — попробуй: только наводи верней.
Молодой воин при помощи пушкарей навел дуло орудия на Разина. Взвился дымок, и грянул выстрел. Ядро не долетело до цели и глухо ударилось о глинистую сухую почву.