За его спиной
Шрифт:
— Александр Маратович… Клянусь… Ничего… Деньги на свадьбу дочери…
— Любишь дочь, значит?.. — голос отца Марата сделался задмучивым.
— Да… Она единственная… Наследница…
— Это хорошо…
— Что хорошо?
— Что единственная…
После этих слов раздался тихий хлопок, грохот от падения чего-то тяжелого, и через мгновение я с ужасом уставилась в широко раскрытые, бессмысленные глаза отца…
Глава 17
— Они его убили! Убили! — Бродяга смотрел на белую, перепуганную
Сейчас она настолько мало походила на ту солнечную, легкую девочку, которой запомнилась ему, да которой, собственно, и была только сегодня утром, когда ставила перед ним тарелку с омлетом, что такой контраст заставлял наливаться дурным, мало контролируемым бешенством.
Бродяга, за свою жизнь много чего повидавший, рассказу залитой слезами Ляли не удивился, обычное дело, внутренние разборки, в которые вперся ее папаша, попутно подставив молодую жену, тело которой Ляля нашла в сауне, после того, как, переждав в полуобморочном состоянии, пока убийцы уйдут, побежала по дому искать мачеху. И дочь подставил старый дурак, практически отдав ее на растерзание маньяку, да и себя самого. Хотя, именно отец Ляли отделался сравнительно легко: помер и все. А девчонку оставил расхлебывать последствия… Тварь, чего уж тут говорить…
Бродяга посопел, глядя на трясущуюся девчонку, затем, подумав чуть-чуть, решительно протянул руки и обнял ее, силой затащив себе на колени.
Ляля, словно только этого и ждала, тут же приникла к его груди, мелко трясясь от ужаса пережитого, обхватила тонкими ручками шею и залилась слезами.
Бродяга растерянно пережидал истерику, обнимая, поглаживая по узкой спине и не представляя, как еще можно успокаивать плачущую женщину. Вернее, имелся, конечно же, один практически беспроигрышный метод, но тут он не подходил. А потому: обнимашки и утешительное бурчание в пушистую рыжую макушку…
Ох, дурочка она, все же…
Поперлась…
Зачем, спрашивается? Почему ничего не сказала Бродяге о том, что подруга позвонила? И про документы смолчала… Значит, не доверяет? Почему?
Непонимание причин такого поведения Ляли очень огорчало, бесило даже, пожалуй, побольше того, что она, дурочка, так безрассудно подвергла себя опасности… Ладно, что сбежать успела. И додумалась обратно вернуться. А то ведь хватило бы дурацкого соображения не идти сюда, к Бродяге, а рвануть соленым зайцем бог знает, куда…
Но инстинкт самосохранения у девчонки, похоже, неплохо работает, раз догадалась…
Бродяга вспомнил, как совсем недавно, буквально полчаса назад, расстроенно сидел тут же, на этом же стуле и переживал потерю своего солнечного зайчика…
Нет, искать ее он бы не пошел, смысла не было.
Да и хорош бы он был, мотаясь, дурак дураком, по окрестностям, высматривая рыжую шевелюру блудного котенка… Нет, девчонка решила уйти, выбрала это совершенно сознательно, и кто Бродяга такой, чтоб удерживать? Все равно, все к тому и шло… Но обидно было, да. И горько. И одиноко, чего
И вот теперь, обнимая ее, да так крепко, словно хотел спрятать от всего мира, он почему-то ощущал утраченное умиротворение и даже спокойствие.
Несмотря на дикость ситуации, в которую попала Ляля, Бродяга был рад.
Что она вернулась.
К нему.
Просит защиты.
У него.
Это наполняло чем-то необъяснимым сердце и грудь, раздувало парусом и несло, несло, несло…
Бродяга чувствовал себя огромным кораблем, в глубине которого спряталась шлюпка. Пусть и спасательная, и крайне нужная, но в бурю неспособная самостоятельно выплыть. А он, Бродяга, был на это способен…
И выплывал, чего уж там, не раз.
И сейчас выплывет…
Только детали бы узнать…
Пока что, из неразборчивых рыданий вконец перепуганной Ляли он понял только, что ее понесло в родительский дом после звонка подружки. И что в этом доме она увидела мертвого отца и его убийц… А вот конкретики не уловил… Ничего, сейчас девочка успокоится, и все прояснится…
— Понимаешь, — захлебывалась слезами Ляля, — он… он на меня… смотре-е-ел… А я… А я даже ничего не…
— Ну а что бы ты сделала? — бормотал Бродяга, сжимая ее тонкую талию все крепче и жмурясь невольно от сладкого аромата волос, окутывающего его, казалось, с головой, — правильно поступила, что сидела тихо…
— Нет! А если б я… Может, он бы был жив…
— Скорее всего, нет, девочка, — успокаивающе гудел Бродяга в розовое ушко, — такие вещи не делают с наскока… Тебя бы забрали, а его…
— Но за что? Почему? — никак не успокаивалась, несмотря на все усилия Бродяги, Ляля, а затем, осененная внезапно появившейся мыслью, замолчала, выпрямилась и, посмотрев в его глаза, прошептала дрожащим голосом, — из-за меня? Да? Из-за меня?
— Не думай об этом, — уклонился от ответа Бродяга, потому что ситуации всей не знал, а врать в таких вещах считал неправильным.
— Что мне теперь?.. — она сглотнула слезы, глядя на него так беспомощно, так по-детски, что у Бродяги опять дрогнуло что-то внутри.
Он, словно в трансе, провел пальцами по распухшим от слез губам, прихватил за подбородок, придерживая чуть-чуть, чтоб не отвела взгляд…
И Ляля послушно замерла, полностью отдаваясь его власти. С такой готовностью, что Бродяга, несмотря на то, что даже не собирался рассматривать девочку в таком ракурсе, по крайней мере, осознанно… Внезапно… Рассмотрел.
Она была такой покорной, что легче легкого представлялось, как он спускает ее на пол, ставит на колени, заставляет открыть рот…
Картинка была настолько яркой и настолько неправильной сейчас, в этот момент, что Бродяга лишь с огромным усилием преодолел себя… Верней, преодолел бы, потому что, несмотря на покорность Ляли, он не животное, чтоб пользоваться слабостью и наивностью девочки, не понимающей, что за зверь с нею рядом… Но тут она сглотнула и облизнула губы.
И Бродяга полетел в пропасть…