За горизонтом заветной мечты. Сборник рассказов
Шрифт:
– Почему бы нет, – рассуждала Светлана, вспомнившая под влиянием сладких речей о предназначении женственности, о том, что никогда не поздно…
В выходные она медитировала, представляя себя рядом с мужчиной, красочно воспроизводила во внутреннем театре, где была режиссёром и зрителем одновременно, пикантные моменты, о которых давно не вспоминала с ностальгическим наслаждением.
Иллюстрированное путешествие в молодость было приятным, настолько, что Света снова почувствовала желание быть женщиной.
Сергей Степанович нисколько не хуже других. Спокойный, рассудительный,
Дивные мысли прервал нетерпеливый звонок в дверь.
На пороге стояла дочь с грудничком на руках.
– Спишь что ли? Звоню, звоню, – раздражённо буркнула Зоя, – али не рада?
– Чьё дитя?
– Папаша кто, хочешь знать?
– И мамаша тоже.
– Не те вопросы задаёшь, мамочка. Рожала я… а растить… растить, извини, тебе. Мне сейчас никак. Шеф чёрную метку прислал, последнее, так сказать, китайское предупреждение. Или-или. Разве такой судьбы ты мамочка для своей любимицы желала? У тебя опыт, времени вагон… и вообще. Деньги вам присылать буду. Ну…
– Не нукай, не запрягла. Может я замуж собралась. Пожить на старости хочется, к мужскому плечу прислониться. Почему ты такой эгоисткой выросла?
– Ага, мамочка, давай, убей дочурку отказом. Не ты ли меня такой воспитала? Я же ангелочка своего не навсегда привезла, погостить. Налажу карьеру, тогда…
– Да-да, пять минут, всего пять минут. Знаешь, как подобных родительниц называют? Ку-куш-ка. Стыдно должно быть.
– Какие пять минут, мать? Лет пять, не меньше, быстрее не управлюсь. Ты же моя мамочка, Ирочкина бабушка. Мы же семья. Жить будете как в сказочном королевстве. Ты сколько зарабатываешь?
– Тебе ли не знать, сколько?
– Вот! Две такие заплаты высылать буду. Е-же-ме-сяч-но. Ма-а-а… я же люблю вас…
– Нет! Однажды дала слабину, теперь плоды пожинаю.
– О чём ты, ма, какие плоды. Смотри, какая Иришка прелесть: ягода малина с льняными глазками.
Светлана напряжённо вглядывалась в лицо дочери, пыталась отыскать в бессовестных глазах искорку сомнения.
Зою ничто не терзало, не мучило. Она была откровенно уверена, что пансион ребёнка у бабушки – вопрос решённый.
Истерика у Светы началась неожиданно. Слёзы лились водопадом.
Незадачливая бабушка закрылась в ванной, рыдала до тех пор, пока не свело судорогой горло.
Зойка стучала в дверь, требовала отворить, сетовала на то, что опоздает на поезд, потом притихла.
Угнетающие психику мысли до отказа заполнили черепную коробку, внутренняя молотилка взбивала их подобием миксера, пока не перемешала в однородную, совершенно бессмысленную массу.
Голова гудела, раскалывалась от боли, тело предательски дрожало.
В ванной было холодно, неуютно. Что толку сидеть и страдать? Нужно что-то решать.
Светлана отворила запор, выглянула наружу.
Тишина. Зои нигде не было.
Голенькая, описанная с ног до головы Иришка, со всех сторон окружённая подушками, угукала, весело разгребая воздух руками и ногами.
На столе лежала стопка американских купюр, файл с документами ребёнка, нотариальная доверенность и записка – “Я тебя люблю! Ты – лучшая мама на свете. Береги Иришку.”
Ниже был написан номер телефона.
Светлана смотрела на малютку, не в силах осмыслить ситуацию.
– Видно на роду написано, что самые важные решения принимает кто угодно, только не я сама. Извини, Сергей Степанович, не судьба. Любовь откладывается… на пять бесконечных минут.
Счастье просто так
– Завтра… да, завтра обязательно буду счастливой. Обязательно-о-о-о! Буду-у-у! Назло всем буду. И ему тоже. Генке паразиту назло, Марату, Валентине Петровне, мамке: всем-всем-всем, – с протяжным завыванием скулила про себя Ниночка Шпякина, неловко семеня на высоченных каблуках вдоль автостоянки магазина низких цен с двумя пакетами красного вина неизвестного происхождения и кусочком дешёвого сыра, с помощью чего собиралась лечить душевную боль.
– Намою вагон бабла, открою агентство в центре, найму холёный, вымуштрованный офисный планктон: пусть таскают лично для меня горячие каштаны из обжигающего пламени капитализма. А я… я буду гонять их, как сидоровых коз и требовать, требовать, требовать. Пусть уважают.
– Генку возьму в свою фирму курьером. Нет, перебьётся, охранником. Буду сидеть перед ним в эксклюзивном наряде от Армани, коллекционных колготах от Вулфорд, в дорогущих как шикарная жизнь лабутенах… пусть глаза у паразита на лоб повылазят, пусть до конца жалких дней страдает, что упустил из рук настоящую мечту, фату моргану. Я себе такого мальчика отхвачу, такого, такого… закачаешься. За что мне столько несчастий!
Ниночка жила в современном городе, агрессивно наполненном характерными маркерами процветания и благополучия, в городе, дребезжащем от вибраций кричащей, показной роскоши; в городе, сосредоточенном на избыточном потреблении с чрезмерно напряжённым ритмом, где нет, и не может быть места старым, бедным, больным и несчастным.
Девушка лезла вон из кожи, пытаясь добиться в жизни хоть чего-нибудь, но неудачников, бездарных авантюристов, несостоявшихся миллионеров и озлобленных унизительной несправедливостью проходимцев здесь было большинство, что рождало немыслимую конкуренцию, доминировать в которой могли лишь свирепые кровожадные хищники, беспринципные приспособленцы и паразиты с всесильной протекцией.
В серой толпе вечно спешащих прохожих разглядеть проигравших последнюю ставку в казино капризных судеб довольно сложно, но если присмотреться…
Ниночка выглядела по современным молодёжным меркам не шикарно, но вполне респектабельно, тем более что фигурка у неё была скульптурная, точёная, удачно декорированная природными достоинствами и цветущей свежей весенней молодостью, добавляющей облику очарования соблазнительно-чувственной, штучной женственности.
Броский наряд, правда, был приобретён не в престижном бутике, как и косметика, причёску и маникюр делала подружка, но разглядеть фальшивые признаки принадлежности к преуспевающему классу, не зная истинного происхождения этих символов, могли разве что знатоки.