За горным туманом (др. перевод)
Шрифт:
— Пойдем. — Хок предложил ей руку. Отказавшись притронуться к ней, она нежно сказала: — после тебя.
— Нет, девушка, после тебя. — Он показал ей жестом. Он последует за очаровательным изгибом ее бедер сквозь всех рогатых прислужников ада.
— Я настаиваю, — возразила она.
— Как и я, — парировал он.
— Иди, — отрезала она.
Он сложил сильные руки на груди и решительно посмотрел на нее.
— Ох. Ради Бога, нам придется драться и из-за этого тоже?
— Нет, если ты послушаешься меня, девушка.
Позади них Лидия издала наполовину смех, наполовину стон.
—
— Отлично, — отрезала Эдриен.
— Отлично, — прорычал Хок.
* * *
Лидия смеялась до тех пор, пока слезы не выступили на ее веселых серых глазах. Наконец-то — девушка, достойная ее сына.
Глава 8
Рядом друг с другом. И ей не придется смотреть на него. Возблагодарим Бога за малые милости.
— А здесь у нас кладовая, — сказал Хок, отпирая дверь и распахивая ее. Настроение у Эдриен улучшилось. Ее нос изящно дернулся. Она смогла уловить запах кофейных зерен, специй, чая, всевозможных восхитительных вещей. Она практически запрыгнула в помещение, Хок шел за ней следом. Когда она уже собиралась сунуть руку в плетеный коричневый мешок, от которого исходил деликатнейший аромат греховно-черного кофе, Хок умудрился просочиться между Эдриен и ее добычей.
— Кажется, это выглядит так, как твое кофе, — заметил он, со слишком явным интересом, и ей это не понравилось.
— Да. — Она нетерпеливо переступила с одной ноги на другую, но этот мужчина закрывал ей путь своим телом. — Отойди, Хок, — пожаловалась она, и он мягко рассмеялся, сжав ее талию своими большими руками, почти полностью обхватив ее.
Эдриен застыла, когда запах, еще более привлекательный, чем ее излюбленный кофе, защекотал ее ноздри. Запах кожи и мужчины. Запах власти и дерзкой сексуальности. Уверенности и мужественности. Запах всего того, о чем она мечтала.
— Ах, сердце мое, у этого есть цена… — прошептал он.
— У тебя нет сердца, — заявила она, уставившись на его грудь.
— Это правда, — согласился он. — Ты украла его. И прошлой ночью я стоял перед тобой в агонии, пока ты разрывала его на куски…
— Ох, брось это…
— Ты странно выражаешься, сердце мое…
— Твое сердце — это маленький черный грецкий орех. Высохший. Сморщенный. — Она отказывалась смотреть ему в лицо.
Он засмеялся.
— Девушка, девушка, ты будешь забавлять меня до самой старости.
— Кофе, — произнесла она.
— Мы должны учитывать изменения в торговых пошлинах.
— И что же ты хочешь, учитывая изменения в пошлинах?
— Этим утром все будет просто. Но в другой день все может быть по-другому. Сегодня твой кофе будет стоить тебе всего лишь маленького поцелуя.
— Ты собираешься скупо выдавать мне кофе взамен поцелуев? — недоверчиво воскликнула она. И вопреки желанию, запрокинула голову и посмотрела ему в глаза. Во всяком случае, попыталась. Потому что ее глаза остановились и застряли в трех дюймах ниже его глаз, на его скульптурно вылепленных, прекрасного цвета губах. Нет, губы мужчины не должны иметь такую красивую форму и быть такими желанными. Она забыла про кофе при мысли о том, чтобы попробовать его губы на вкус, и ее предательские колени снова начали подгибаться.
— Давай, начинай, — ободрил ее Хок.
Ублюдок. Он знал, что она хотела поцеловать его.
— Я знаю, что ты не хочешь целовать меня, девушка, но ты должна, если хочешь свой кофе.
— А если я этого не сделаю?
— Ты не получишь кофе. — Он пожал плечами. — На самом деле, это небольшая плата за него.
— Я не думаю, что это именно то, что имела в виду твоя мать.
Он рассмеялся, низким, чувственным мурлыкающим смехом, и она почувствовала, что ее соски напряглись. О Господи, он опасен.
— Моя мать несет половину ответственности за мое появление на свет, так что не возводи ее в ранг святой, сердце мое.
— Прекрати называть меня «сердце мое». У меня есть имя.
— Да, и это имя — Эдриен Дуглас. Моя жена. Будь довольна тем, что я предлагаю тебе обмен одного на другое, а не просто беру то, что принадлежит мне по праву.
Она с быстротой молнии схватила его за руку и запечатлела на ней требуемый поцелуй, затем отбросила ее обратно.
— Мой кофе, — потребовала она.
Темные глаза Хока бурлили от нетерпеливой чувственности.
— Очевидно, девушка, мне предстоит научить тебя тому, как надо целоваться.
— Я умею целоваться!
— О? Возможно, тебе следует продемонстрировать свое умение еще раз, потому что если ты называешь это поцелуем, то я потребую более высокую цену. — Он улыбнулся ей, его нижняя губа приглашающе изогнулась.
Эдриен закрыла глаза, чтобы не видеть эти совершенные губы, и поняла, что сделала серьезную тактическую ошибку, точно в тот момент когда ее веки, затрепетав, сомкнулись. Хок обхватил ее лицо руками и прижал ее спиной к стене, загнав ее в ловушку своим телом. Эдриен немедленно открыла глаза.
— Я не для того закрыла глаза, чтобы ты поцеловал меня! — возмутилась она, но ее протест смолк, когда она встретила его взгляд. Его настойчивые черные глаза затуманивали ее разум, заставляли ее желать удовольствия, которое он предлагал, но она знала, что не должна поддаваться ему. Эдриен попыталась освободиться из его рук, но он крепко сжимал ладонями ее лицо. — Хок! Я не думаю…
— Да, ты думаешь об этом, девушка, и слишком много, — прервал он, пристально и насмешливо глядя на нее. — Так что прекрати думать на мгновение, хорошо? Просто чувствуй. — Он стремительно поцеловал ее, воспользовавшись эротическим преимуществом того, что ее губы все еще были приоткрыты в протесте. Эдриен толкала его в грудь, но он не обращал внимание ее сопротивление.
Хок запустил руки в ее волосы, запрокинув ее голову назад, чтобы углубить поцелуй, его язык исследовал ее рот. Его губы были требовательными, его объятия — собственническими и сильными, и когда он прижал свои бедра к ее телу, он был настойчивым, безусловным самцом. Он бросил ей вызов своим поцелуем, безмолвно требуя, чтобы она признала напряжение и страсть, которые существовали между ними — страсть, которая способна сжечь одно нежное сердце дотла или соединить два сердца в одно. Желание сотрясло ее с такой силой, что она застонала, смущенная и испуганная. Эдриен знала, что очень опасно наслаждаться его прикосновениями, слишком рискованно было позволять то, что может стать вошедшим в привычку удовольствием.