За гранью джихада
Шрифт:
Чуть дальше лежат еще несколько трупов. Один из них упал навзничь. Агония выгнула дугой тело. Он так и умер. Будто перед смертью хотел изогнуться и увидеть что-то очень важное, лежащее за своей спиной. Ангела смерти Азраила? Сомневаюсь, что он придет за такой тварью. Распахнутый в немом крике рот, похожий на волчий оскал. Мертвый, застывший взгляд. Еще несколько трупов. Еще один. Грохнул выстрел. Видимо, кто-то из наших парней добил раненого. Парни из патруля ушли вперед, прикрывая нас от возможной контратаки.
– Повезло нам, – подал голос Филин, – как последним дуракам повезло!
Да, он прав. В этом нам повезло. Жутко повезло.
– Вот ведь паскуды московские! – рычал Верещагин. – Педриоты новоземельные! Как знал, что они духов будут подкармливать! Суки… Кому война, а кому мать родна…
– Что не так? – спросил я и подошел к капитану. Вытащил пачку сигарет и протянул ему.
Мы молча закурили и начали осматривать трофеи, пока его парни охраняли тропу и «зачищали» раненых бандитов. С ними здесь никто не церемонился. Пуля в голову – и «прости-прощай». Как говорит сержант Филин – «Алаверды и привет Всевышнему!» Хотя… Почему только «здесь»? С ранеными врагами нигде никто не играется. Пока говорит – слушаем. Нет – пристрелили и забыли. Трофеев здесь набралось – сразу и не вытащишь. Часть ребята заберут с собой, а часть укроют где-нибудь поблизости.
– Да вот, Карим, смотри сам. – Он зло сплюнул и кивнул на тюки, лежащие на земле.
– И что? С некоторыми образцами я дел не имел. Надо у Поля спросить, он специальную подготовку по этим штукам проходил.
– Твое счастье, что не имел, – продолжал рычать Павел Артемьич. – Гадом буду, если эти штуки не из Москвы к духам попали! Торгуют за нашими спинами. Сволочи…
– Уверен?
– К гадалке не ходи! На сто процентов! Знаю, что москвичи такие игрушки заказывали «за ленточкой». Мелькала информация по нашим каналам.
Пока Верещагин ругался, к нам подошел Нардин. Присел рядом с тюками и присвистнул от удивления.
– Серьезно мальчики подготовились Русскую армию щупать, ничего не скажешь… Откуда такие богатства? Вот этих лягушек, – он ткнул пальцем в ящик, – раньше здесь не встречал.
– Догадайся с трех раз, – отмахнулся капитан и затейливо выматерился.
Как мне объяснил Поль, среди трофеев нашлось много интересного. Кроме знакомых мне МОН-50, МОН-100 и ОЗМ-72 нашлись НВУ-П «Охота».
– Хорошая штука, – поморщился я, когда Поль начал рассказывать о ее особенностях.
– И главное, – вставил реплику Верещагин, – хрен ее снимешь. Ведь вплотную к ней не подберешься – сейсмодатчик не обманешь. Мы такие «за речкой» ставили.
– Где?
– Там, – отмахнулся капитан, – в прошлой жизни. В Афганистане.
Занятная игрушка – эта «Охота». Взрывное устройство с сейсмологическим датчиком идентификации движения человека. Управляет пятью минами, причем взрываются они не сразу, а с «умом» и по порядку. Например, когда после первого взрыва пытаются раненых вытащить. Или раненые пытаются отползти в сторону. Поль напомнил мне одну африканскую историю, и я вспомнил, как эта штука работает.
– Нет на них Второго протокола… [13]
– Карим, я тебя умоляю, – страдальчески сморщился Верещагин, – где мы, а где эти Вторые протоколы? Тем более что эта игрушка под него не попадет. Даже в Старом мире.
– Как так?
– Вот так! «Охота» – это не мина, а взрывательное устройство.
– А «лягушки»?
– А ОЗМ-72, которых ты «лягушками» обзываешь, будучи присоединенными к этой штуке, – уже не мины, а поражающие элементы. Так что все чисто. Лучше и не придумаешь.
13
«Протокол II» – дополнение к «Конвенции о запрещении или ограничении применения конкретных видов обычного оружия», принятое ООН в 1983 году.
Боеприпасы пополнили из числа трофеев. Из здесь было предостаточно. Хватило и нам и патрульным из мобильных групп. Пока потрошили ящики и цинки, Верещагин ушел к своим парням.
– Сколько мы их здесь положили?
– Четыре десятка, – сказал Сергей. – Если быть точным, то тридцать восемь. Большая часть – от взрывов. Наш Сенька удачно свои игрушки поставил. Ну и трех раненых подобрали. Сейчас с ними Верещагин общается.
– Уже заговорили?
– Заговорят, – отмахнулся Филин, – никуда не денутся. Струну в печень им загонят – сразу запоют. Струна – первое дело в душевном разговоре. Крови нет, а боль такая сильная, что не вытерпеть. Можно еще…
– Я в курсе, – оборвал его я. – Что с остальными?
– Остальные ушли на юг.
– Плохо.
– Почему плохо?
– Потому что нам надо на юг, а сидеть у душманов на хвосте нет никакого желания. Можно нарваться на неприятности.
– Какой юг?! Верещагин сказал, что мы возвращаемся на блокпост.
– Это понятно. Вы возвращаетесь. Но мы с Полем идем дальше.
– Зря вы это, ребята, затеяли, – покачал головой Филин. – Ох и зря… Не сегодня, так завтра погода испортится. Дожди пойдут…
– Извини, Сергей, но есть такое слово в русском языке – «надо»!
Пока мы трепались с Филином, к нам подошел его знакомый. Светловолосый мужик, лет сорока с небольшим. Из числа тех, кто работает в мобильных патрулях. Они что-то начали обсуждать, но я уже не слушал. Доносились лишь обрывки разговора.
– Я думал, что хоть перед сменой проблем не будет. Прогуляемся вдоль границы и сменимся по-тихому, – хмыкнул мужик. – А потом домой, в Демидовск. Уже второй день заменщиков ждем. Говорят, их завернули на «Амазонку-4». Там вчера была попытка прорыва. Тьфу, надоело.
– Домой захотелось?
– А ты как думал? Естественно!
– К жене под бочок…
– Чем плохо? – с вызовом спросил он.
– В твоем возрасте, – усмехнулся Филин, – только и дел, что у юбки греться. Чего сюда поперся? За прибавкой к зарплате? Сидел бы в охране Демидовска и каждый день жену обхаживал.
– Чего ее обхаживать-то? Чай, своя, а не чужая…
– Вот-вот, – хохотнул сержант, – поэтому и не обхаживаешь, что своя. А пройдет пара лет – и вообще отказ женщины будет радовать больше, чем ее согласие. Все почему? Нет в тебе романтики. Надо по-умному: вино, шоколадка – и все будет пучком. Проверено.