За гранью слов. О чем думают и что чувствуют животные
Шрифт:
Слоненок Фелисити, насосавшись, отваливается от матери и вразвалочку бродит вокруг, слизывая с подбородка струйки молока. Славно жить у мамы под боком! Но несколько малышей постарше, которых, видать, отлучают от груди, протестующе трубят, потому что оскудевшие сосцы других слоних-мамаш не выдали им привычного «детского питания» перед тем, как перейти к водным процедурам. Порой перевод на жесткий корм слонята воспринимают как оскорбление и закатывают настоящие истерики. Вики это не раз видела:
– Они поднимают такой ор, словно хотят сказать: «Как это теперь без молока? А я хочу-у-у!»
Вики рассказывает про одного такого подросшего грудничка: он снова и снова пытался присосаться к матери, которая решила положить этому конец. Всякий раз, как слоненок пытался подобраться к соску, она просто подбирала переднюю ногу под брюхо и доступ к груди оказывался перекрыт. Так она делала раз за разом.
– Слоненок был вне себя. Он и толкал ее, и пихал, и бивни пробовал пустить в ход, а под конец – вроде
Эмоции существуют в едином круге, плавно перетекая друг в друга. Их имена подобны названиям сторон света на компасе с подвижной стрелкой, которая колеблется в любом направлении, отклоняясь на то или иное количество градусов. Радость, грусть, страх или любовь – это эмоциональные север, юг, запад и восток, задающие чувства и поступки индивида. По логике чувство прекрасного должно лежать где-то на северо-востоке, между радостью и любовью. Что представляет собой эмоциональный отклик пернатой самочки, когда она видит токующего кавалера, стремящегося покорить ее пестротой и затейливостью своего весеннего убора или брачным танцем? Конфетно-букетный период в отношениях между людьми тоже предполагает танцы. Простая игра света и тени пробуждает в нас чувство прекрасного и вызывает желание любоваться красотой.
В Национальном парке Гомбе-Стрим, расположенном на западе Танзании, исследователи наблюдали за двумя взрослыми самцами шимпанзе, которые под вечер поодиночке забрались на вершину горного гребня. Там они встретились, поприветствовали друг друга, взявшись за руки, а потом сели и вместе смотрели, как заходит солнце. В другом отчете упоминается живущий в естественных условиях шимпанзе, который пятнадцать минут подряд наблюдал за исключительно живописным закатом. Если и в том и в другом случае животные по-настоящему любовались этим зрелищем, то проще всего объяснить их поведение чувством прекрасного. Закат, с их точки зрения, – это красиво. С нашей тоже. Возможно, они испытывают изумление, некий рудимент того, что перековалось у человека в религиозное чувство, заставляющее дивясь воскликнуть: «Велики и чудны дела Твои, Господи!» Правда, упиваться этим изумлением с бокалом вина в руках и словами тоста на устах животным не дано… как не дано и большинству из нас, смертных.
Разные существа видят прекрасное в одном и том же, и это одна из величайших тайн жизни. Джаред М. Даймонд в своей книге «Третий шимпанзе» описывает найденную им в джунглях Новой Гвинеи сплетенную из прутьев «красивую круглую» островерхую хижину диаметром в два с половиной метра и приблизительно метр двадцать высотой. Входное отверстие было достаточно большим, чтобы внутри мог поместиться ребенок. Перед хижиной кто-то расчистил устланную зеленым мхом лужайку, «…на которой лежали сотни природных объектов разных цветов, явно помещенных туда намеренно, в качестве украшения. Они были сгруппированы по цвету: например, возле красных листьев – красные плоды. Все синие предметы были собраны внутри шалашика, красные – снаружи, а желтые, фиолетовые, черные и несколько зеленых – в других местах» [14] .
14
Даймонд Джаред М. Третий шимпанзе. Перевод Д. Бабейкина.
Постройка и ландшафтный дизайн принадлежали самцу шалашника [15] . Именно его брачную беседку и обнаружил Даймонд. Обратите внимание, что свои эмоциональные впечатления от увиденного он описывает словом «красивый» и что создатель беседки при ее украшении руководствовался вполне определенными соображениями. Желая проверить на прочность эстетические пристрастия шалашника, Даймонд «передвинул некоторые украшения; впоследствии самец вернул все на первоначальные места». Когда он «оставил на лужайке фишки для игры в покер разных цветов, фишки отвергнутого белого цвета оказались выброшенными в джунгли, любимые синие – сложены внутри шалаша, а красные – выложены на лужайке возле красных листьев и плодов». Вся постройка, поскольку она не укрытие и не гнездо, сооружается с единственной целью: обольстить самку. Так что не все женщины любят ушами. Некоторые глазами.
15
Беседковые птицы, или птицы-шалашники (лат. Ptilonorhynchidae), – небольшие, размером с сойку, невзрачные птицы семейства воробьиных, обитающие в Австралии, Новой Гвинее и Океании. Большинство видов – полигамы. На землю спускаются только во время тока. Токующие самцы сооружают на земле в начале периода размножения своеобразные шалаши из веток и украшают площадку вокруг них различными цветными предметами: цветами, ракушками, блестящими на солнце. Чем красивее получится, тем больше шансов у самца добиться самки. Никакого отношения к гнездам эти шалаши не имеют – это место только для спаривания. Гнезда же устраиваются на деревьях, в них бывает 1–3 яйца, которые насиживает обычно самка.
Когда животные создают нечто, по нашим ощущениям, прекрасное, говорит ли это о наличии у них эстетического чувства? Я видел самку орангутана, которая самостоятельно сплела себе ожерелье из бусин, хотя ее никто этому не учил, и носила его. Разговоры об эстетическом чувстве неизбежно поднимают извечный вопрос: почему поют птицы? «Мы не можем спросить у пересмешников и соловьев, – пишет Дж. Даймонд, – получают ли они удовольствие от мелодий или красоты своих песен, но можем в этом усомниться, поскольку поют они в основном в течение брачного периода. Следовательно, они, скорее всего, поют не только ради эстетического наслаждения». Согласен, не только удовольствия ради. Но разве большинство человеческих песен не о любви? И разве львиную долю активных слушателей и исполнителей поп-музыки составляют не половозрелые молодые люди, находящиеся в активном поиске спутника или спутницы жизни (по терминологии Даймонда – «в брачном периоде»)? То есть поп-музыка не обладает сугубо эстетической ценностью, у нее есть социальные функции. Яркие цветы растений, пестрое брачное оперение птиц, окраска и узоры рифовых рыб на нересте – все очень утилитарно, но вместе с тем невероятно привлекательно, и эффективность привлечения напрямую связана со способностью воспринимать и оценивать прекрасное, то есть с эстетическим чувством.
Распускающиеся цветы и их благоухание преследуют единственную цель – привлечь опылителей, то бишь насекомых, птиц (колибри и танагр-медососов), а также некоторые виды летучих мышей. В том, что зрелище источающих аромат цветов для человеческого глаза более привлекательно, чем вид опавших осенних листьев, тоже можно усмотреть скупые утилитарные причины. Тем не менее цветы в нашей картине мира предстают настолько прекрасными, что восприятие их красоты для нас становится аналогом восприятия жизни. Не зря Хайям советует: «Наслаждайся и ты, ибо роза мгновенна», имея в виду быстротечность жизни, не зря розы дарят в знак любви и их же кладут у надгробия. Диковинное оперение, которым самцы колибри, пеночек, трещоток, райских птиц или южной белой цапли украшают себя, чтобы привлечь самку, кажется нам прекрасным. Прекрасным настолько, что веками человек использовал перья и крылья мертвых птиц как украшения одежды, желая внести в свой наряд привлекательные цвета и узоры, которыми пернатые радуют взор друг друга. Рыбы теплых морей, живущие среди коралловых рифов, поражают нас буйством красок, переливы которых прежде всего сигналы, помогающие «своим» сбиться в косяк или найти пару. По мере того как человеческий мозг эволюционировал от радости пчелы на цветочной поляне через внутреннюю рыбу, о которой писал Нил Шубин [16] , через упоение птицы (журавля, например) от брачного танца к тому мозгу, который мы сейчас имеем, сохранились ли в нем корни рудиментарного эстетического чувства, доступного насекомому? Если эти корни уцелели, то перед насекомыми мы в неоплатном долгу и должны с почтением относиться к старшим братьям нашим меньшим, копошащимся под ногами или порхающим в саду с цветка на цветок. И вне зависимости от конкретного объекта нашей благодарности самым удивительным остается факт, что все мы – родня, и пчелы, и райские птицы. Мы все. Это уму непостижимо.
16
Шубин Нил. Внутренняя рыба. История человеческого тела с древнейших времен до наших дней. Перевод П. Петрова.
Эмпатия по-слоновьи
Куда ни бросишь взгляд – слоны, которые либо пьют, либо едят. Вики указывает мне на еще одну мамашу, она кормит слоненка. Несколько месяцев назад малыш провалился в колодец глубиной в собственный рост, и подоспевшей на выручку Вики еле удалось унять мать, которая места себе не находила.
– Пришлось отгонять ее машиной. Она отчаянно упиралась, чуть не помяла нам крыло, но другого выхода не было. Если бы вся эта возня с веревками и вытягиванием происходила у нее на глазах, она бы совсем с ума сошла. Ее надо было переупрямить, характер на характер, поэтому я заорала на нее, как последняя сволочь. Все были на нервах, это же настоящее ЧП! Слониха далеко не отходила и, как только мы вытащили малыша, тут же принялась его кормить. На нас она не обиделась, потому что понимала: мы хотели помочь.
Мне показали видеозапись этого происшествия, и вот что меня поразило: да, обезумевшую мать отгоняют автомобилем, слониха сопротивляется, пробует остановить машину, повернувшись к ней задом и пытаясь сесть на нее сверху. Но это не нападение. Она не атакует, никакой злости не проявляет, не пытается изувечить людей, которые по отношению к ней ведут себя очень грубо. Она не видит в них угрозы, не пытается защитить от Вики и остальных своего несчастного ребенка. Она просто хочет остаться с ним рядом. В конечном итоге ее почти уговаривают отойти. И когда слоненка, привязанного веревками к бамперу, вытягивают наконец из колодца, он сразу понимает, куда бежать – судя по всему, мать непрерывно его звала, – и они мчатся навстречу друг другу.