За гранью
Шрифт:
Раздетая Маша, стоя перед быком, стянула с него рубашку. Пока она расстегивала ему брюки, он лапал ее за грудь и совался рукой куда попало. Усевшись на кровати в чем мать родила, в одних только черных носках, он принялся обзывать ее шлюхой, потаскухой и словами похуже. Он рассказал обо всех извращенных действиях, которые собирается с ней проделать, главным образом для того, чтобы возбудиться, в то время как она трудилась над тем, чтобы у него наконец встало. Ей удалось добиться некоторого успеха. Затем она пихнула его, чтобы он лег, и села на него верхом. После нескольких попыток дело пошло. Бык замычал и попал в ритм. Она посмотрела
Она поддакивала, скользя взглядом по обоям, пока не остановилась на выгоревшем пятне возле радиатора.
В следующее мгновение он протянул руки и схватил ее за горло как клещами:
– Смотри на меня, когда я тебя беру!
– Прекрати! – проговорила она сдавленно.
Клещи еще крепче стиснули ей горло, так что она уже не могла дышать. Она пыталась высвободиться, стала бить его по рукам, но он был слишком силен. В глазах появилось жесткое выражение, а тонкогубый рот растянулся в ухмылке.
– Вот так! Так хорошо!
Грудь у нее заходила ходуном, она пыталась расцарапать ему лицо, но не дотянулась, хотела вырваться, но ее попытки еще больше возбудили его, на губе у него выступила испарина, он хохотал и прижимал ее еще крепче. В глазах у нее потемнело, от недостатка кислорода закружилась голова, и ей показалось, что она сейчас умрет. Его выкрики отдавались у нее в ушах как глухой звон. Она ощутила на лице брызги слюны. Она дала ему закончить, и тогда руки, сдавливавшие ей горло, ослабили хватку. Маша упала рядом с ним на постель и ощутила прикосновение его холодной и влажной кожи. Она поскорей отодвинулась.
Когда он снова оделся, то, застегивая брюки, весело ухмыльнулся, глядя на нее:
– Хватит реветь-то, ничего такого уж страшного не случилось.
Достав из кармана мятую банкноту, он кинул ей деньги:
– А ты вполне себе. Наверное, в следующий раз я опять тебя выберу.
Когда он вышел, она схватила бумажку. Снизу стукнули по батарее отопления, это был сигнал, что к ней поднимается новый бык. Дела в «Кей-клубе» шли хорошо. Среди быков уже прошел слух о новенькой, и ей даже не приходилось самой ловить клиентов.
Утром, после ухода последнего быка, из бара к ней стали доноситься звуки уборки, она достала блокнот и записала все, что с ней произошло. Это был единственный способ успокоиться и хоть ненадолго заснуть. Единственный способ отогнать обступивших ее демонов и сохранить рассудок. У нее все еще болело горло после того, как ее душили. Через четыреста одиннадцать дней она будет свободна, если только какой-нибудь психопат не придушит ее раньше. Такой риск всегда оставался.
«Я – Маша, я – ничтожество».
14
Томас надел на пса поводок. Мёффе ворчал и, казалось, был недоволен, что его заставляют тащиться на берег. С причала Томас оглядел яхту. Пребен был прав: вид у «Бьянки» не внушающий доверия, но, по крайней мере, это его яхта, а он – капитан идущего ко дну судна. Он дернул за поводок, и Мёффе с недовольным видом поплелся за ним по Софиегаде в старую квартиру. Проведя полдня в нерешительности, Томас наконец отправился за счетом, чтобы выполнить требования Пребена и погасить задолженность перед товариществом судовладельцев. Хотя перспектива помыться и достать новое белье казалась заманчивой, самая мысль о том, чтобы зайти в квартиру, была ему мучительна.
Пока Томас рылся в карманах в поисках ключа от входной двери, Мёффе принялся скулить.
– Знаю, знаю, старина, – пробормотал Томас, взглянув на собаку. – Мне тоже не очень-то хочется.
Отперев дверь, он вошел в парадное и стал подниматься по лестнице. Когда он подходил к пятому этажу, на площадке открылась дверь и с любопытством выглянула соседка из нижней квартиры.
– Здравствуй, Кетти, – сказал он пожилой даме с подсиненными волосами, глядевшей на него через толстые стекла очков.
Она не сразу его узнала:
– Томас? Что-то давно… Давно тебя не было видно.
Он кивнул и дернул поводок, чтобы скорее продолжить путь.
– Я думала, ты отсюда съехал, – сказала Кетти.
– Нет-нет. Просто я некоторое время отсутствовал… Был в отъезде. – Он изобразил на лице улыбку.
– Как же это все печально, правда? – Кетти вышла на площадку с явным намерением продолжить беседу.
– Да, конечно, – ответил Томас и поторопился улизнуть от нее наверх. – После поговорим, Кетти.
Поднявшись на следующий этаж, он остановился перед дверью квартиры. Звуки снизу свидетельствовали о том, что Кетти удалилась восвояси. Томас достал ключ. На замке и на ручке все еще видны были следы рыжего порошка, оставшегося после работы криминалистов, искавших отпечатки пальцев. На дверном косяке Томас нашел клочок клейкой ленты, которой была опечатана квартира. Он сдернул его и засунул в карман, затем отпер дверь и надавил на нее, чтобы сдвинуть кучу писем и рекламных брошюр, скопившуюся у порога в прихожей. Томас окинул взглядом конверты, заваленные пестрыми рекламными проспектами. В квартиру он не заходил уже три месяца.
Нагнувшись, он поднял верхний конверт и нашел в нем счет, присланный Пребеном. «Mission accomplished» [15] . Томас почувствовал, как учащенно забилось сердце, и пожалел, что зашел. Никто не заставляет его задерживаться здесь. Ванну можно и не принимать, а что до одежды, то она на нем уже почти высохла. Если что и требуется, так это, скорее, рюмка или две чего-нибудь крепкого. Тут его взгляд упал на резиновые сапожки Евы, поставленные в стороне от двери на газетке. Это была пара сапожек от Ильзы Якобсен. «Шик по-бедняцки», – высказался о них Томас, когда Ева пришла с этой обновкой. Она, хоть бы что, расхаживала в этой обувке по квартире, пока не натерла на ногах волдыри. Он провел взглядом по вешалке, на которой висела одна из ее дорогих сумок. «До чего же Ева обожала сумочки!» – подумал Томас.
15
«Миссия выполнена» (англ.).