За колючкой – тайга
Шрифт:
– Летун, ты что, больной?
– Нет, я просто не хочу здесь жить, как скотина. Двадцать лет смотреть на потолок, исписанный мыслями зэков, – это выше моих сил. Да и люди страдают не меньше моего.
Банников рассмеялся и завалился спиной на нары.
– Конгресс ООН… Откуда ты все это знаешь, Летун?
– Читать нужно было больше, – огрызнулся зэк. – На тюрьме библиотека большая была, а литература – сам знаешь. «Преступление и наказание», кодексы, федеральные законы, конституции… Стало быть, не заинтересовал?
Заинтересовал, заинтересовал. Бедовому эта стройка тоже зачлась бы. Вор, организующий для будущих поколений нормальных пацанов жилищно-бытовые условия, это вам не речи на «апельсиновых»
– Я знаю, – перебил Литуновский. – Благоустройство учреждения в соответствии с законом оплачивается из расчета минимального размера труда. Бедовый, ты скажи – есть разница, мне или Боцману страдать из-за того, что один месяц из двухсот сорока имеющихся мне оплатят по минимуму? Наверное, лучше двести тридцать девять человеком жить, чем заработать лишнюю тысячу, а потом двадцать лет думать, на что ее потратить. Кстати, если пойду не я, а кто-то другой (как и в прошлый раз Бедовый, Литуновский не обращал взгляд к предмету разговора), то вероятность того, что ему поверят, достаточно велика. Хозяин спит и видит себя в Красноярске. Масштабная стройка на «даче» может превратить сон в явь.
– Эта история долгая… – поморщился Толян. – Чертежи, землеотводы, планировка, расчеты…
– Все готово. Показать?
Идея Бедового Хозяину пришлась по душе. Но полковник удивился, узнав, что Банников сведущ в строительстве и нормах положенности. Он спросил его, пытаясь найти ответ, и тут же его получил. Поживи, сказал Толян, в зоне полжизни, будешь и о ширине окон помнить, и о квадратуре барака. А что раньше молчал… Так сколько же ждать нужно, пока администрация сама разродится насчет новой идеи?
Хозяин согласие дал сразу, благо материалы были под рукой, включая и толь, и скобы, и паклю со смолой. В одном из разговоров с проверяющим генералом, во время второго побега Литуновского, Кузьма Никодимович услышал неакцентированный укор за то, что человеку без «свежей идеи» в Красноярске делать нечего. В Управлении не знают, как избавиться от своих пенсионеров-«песочников», а если начать приглашать их еще и из тайги… Был разговор, был, Хозяин помнит.
Пора сносить эти казематы. И строить новый город. Население, правда, не исправишь, но все легче под пенсию взору будет. И не так мутно на душе, как в последние дни. А все из-за Литуновского, мерзавца…
Работа закипела уже на следующий день. Весна – лучшее время для строительных работ. Да и головы зэков есть чем занять, при труде интересном будут. А то до Хозяина стал доноситься слух из уст замполита о том, что на делянке заключенные начинают дурковать, с лесовозами лишнее болтать и в сторону тайги посматривать.
– Как бы не синдром Литуновского, – заметил Кудашев. – Отвлечь бы чем. Может, соревнование какое устроить?
Замполит, он и есть замполит. Что о нем плохо думать? Это работа у него такая: дурковать и методиками забавными массы шантажировать. Там послушал, там посмотрел, а к вечеру уже план готов. Насчет планов у него, кстати, полный порядок. Генерал, тот самый, и его документацию проверял. Искал причины тяги к бегству. Тоже дурковал, как Хозяину представляется. Так вот, у Кудашева все было вплоть до часов. Политическая информация – в девять тридцать, литературный диспут – в двадцать ноль-ноль, общее собрание осужденных – каждые среду и пятницу. Ящик для пожеланий для администрации, синий такой, с почты украденный, конспекты… Когда успевает все писать? Хозяин каждую неделю какую-то муть подписывает не глядя, майору потому как доверяет безгранично. Выходит, правильные бумаги подписывает, раз даже проверяющий искал в них причины тяги к бегству, да не нашел.
Следующее утро началось для постояльцев шестого барака с неожиданного построения. Само по себе оно было не вновь – с такого начинался ежедневный развод на работы, но вот качественный состав его и приподнятый дух представителей администрации предвещали какие-то перемены. Хозяин в своей фуражке выглядел слегка заинтересованным жизнью, то есть не как обычно, замполит держал под мышкой какие-то бумаги, взводный посмеивался со своим заместителем, и тому тема разговора, очевидно, нравилась.
Говорил хозяин долго, словно прорвало полковника за долгие месяцы зимней спячки. Говорил, что разрешение из Управления получено, что план строительства готов, требовал самоотверженности, соблюдения техники безопасности (что заставило зэков насторожиться), мастерства и смекалки.
– Уж не корабль ли летающий штроить будем, начальник? – осмелился спросить из строя дед Шинематограф.
Вопреки ожиданиям осужденных, Хозяин не вспылил, напротив, старика за юмор («Какой юмор?» – подумали зэки) похвалил, заметив, что вот именно такие, жизнерадостные, сейчас зоне и нужны.
Бедовый, Колода и Литуновский уже давно знали о стройке, а для остальных постояльцев барака главная тема повествования хозяина никак не могла дойти. И лишь когда замполит, перехвативший идею из уст начальника, стал рассказывать о новом бараке, где хватит места для всех и всего, по толпе пронесся легкий шумок. Еще не проснувшиеся Стопарь и Веретено, Лыка и Пест, Дьякон и остальные, переваривая столь скоро наметившиеся перспективы своими вяло функционирующими после подъема мозгами, пытались понять, чем такое зодчество хорошо и какие новые неприятности обещает.
Сам собой встал вопрос: а кто, собственно, будет работать на этой стройке века?
По ответу можно было понять, модное это нынче место или нет. Останутся складывать бревна и пилить тес «активисты» – понятно, дело выгодное. Все ближе к кухне. Пошлют Литуновского с сочувствующими – ясно, дело гиблое.
Однако ответ Хозяина, которому надоело смотреть на шевелящийся строй и слушать разномастные крики, поставил все на свои места. Он вырвался откуда-то из глубины души, и зэки поняли – не в отношении к ним дело, а в отношении к нему.
– Вы подумали, что я «дачу» в дачу решил превратить? – Для зэков такой повтор смешным не показался.
– Не зона, а сортир сплошной! Затопленный дерьмом!..
Вот и понятно. Барак новый будет, но это не от чувств, а от предчувствия. Предчувствия перевода. Зэки хозяина не осуждали. Действительно, какой нормальный человек здесь столько лет вытянет? Да и барак новый будет. По шесть квадратов на каждого, как Кудашев в пламенной речи обещал…
– Работать будут все, – заканчивая затянувшийся коллоквиум, сказал полковник Кузьма Никодимович. – Половина здесь, половина на лесоповале. Майору Кудашеву и командиру взвода вместе с бригадирами прибыть ко мне через десять минут для уточнения задач.
Засим и распрощались. Через полчаса стоящих на плацу зэков разделили на две половины. Первая, морщась от разочарования, побрела в ногу вслед за работодателем, вторая, в которой находились Литуновский с Зеброй, осталась на месте. Бедовый, понятно, остался тоже. Колода, естественно, тоже. Словом, насколько предстоящая работа выгодна, выяснилось сразу.
Нарядов на лесовозы в этот день администраторский писарь Гоголь не выписывал. Гоголь, кстати – не погоняло. Гоголь Виктор Эммануилович – это имя. Потому-то и клички у Вити не было. А что касается леса, весь он в этот день поступил на новую стройку. Кедры зэки валили одного диаметра, высокие, некряжистые. Для себя на этот раз валили, не для дяди. А поэтому работа на удивление спорилась, и на делянке впервые за долгие месяцы послышалась живая речь, а не мертвые, дерущие морозом кожу крики «бойся».