За краем Галактики

Чандлер Бертрам

— Ларвуд! — с напряжением рявкнул он.

Ларвуд, с трудом поднявшись, бежал к взбесившейся машине. Второй офицер, сумевший сесть, махал руками другим операторам и явно сигнализировал, чтобы они установили максимальную скорость на лебедках.

Первой напряжение приняла на себя южная лебедка — и в скале прямо перед ней разверзлась черная дыра, освободив якорь. Машина подпрыгнула с земли, сбросив оператора и взбираясь по собственной растяжке.

«Салли Энн» опасно наклонилась в направлении натянутой до предела северной растяжки.

«Когда сомневаешься — вылезай наружу!»

В мышлении Клаверинга промелькнул этот старый стишок космонавтов.

Но он не мог выпрыгнуть. Он был привязан к поверхности планеты тремя прочными тросами, тремя винтовыми якорями. Если он повысит тягу до максимума, тросы могли порваться, или якоря вырвет с риском значительных повреждений корабля и, что еще хуже, гибели большей части наземной группы.

Он отключил тягу.

«Салли Энн» с тошнотворным ускорением начала падать. Красные скалы бросились ей навстречу, чтобы разбить ее.

Руки Клаверинга тяжело упали на ключи тяги. Корабль затрясся под максимальным напряжением, затрясся и замедлил спуск, затем начал подниматься. Клаверинг быстро снизил мощность ревущих реактивных двигателей и удержал корабль на месте. Он заметил, что трос оторвавшейся лебедки попал в выхлоп и перегорел, увидел, что остальные три лебедки снова под полным контролем. Он знал, что теперь осталось только три растяжки, и те расположены не лучшим образом.

— Роковски, — сказал он по интеркому, — доставьте в шлюз еще трос и прикрепите его к корпусу, как только мы коснемся грунта. Ларвуд!

— Сэр? — отозвался старший офицер.

— Вы слышали, что я сказал Роковски. Можно снова использовать эту лебедку и якорь?

— Лебедка в порядке, — ответил Ларвуд, — и якорь не поврежден.

— Хорошо. Установите их как можно ближе к прежнему месту. Тряска кончилась?

— Да.

— Поддерживайте натяжение остальных растяжек. Я опускаюсь.

Он опускал корабль без ненужной спешки, стремясь задержать приземление, пока не заякорят лебедку. При первом же толчке, сказавшем ему о контакте с грунтом, он отключил тягу и откинулся в кресле, только теперь заметив, что его одежда взмокла от пота, и был благодарен Салли Энн, когда она встала с ним рядом, положив руку ему на плечо. Он смотрел на фигуры в скафандрах, карабкающиеся на корпус корабля, слышал слабое звяканье их рук и ног по ступенькам. Видел, как за ними змеей потянулся трос, и почувствовал, как корабль вздрогнул, когда, казалось, после бесконечной задержки вернулась сила тяжести.

Только тогда он смог расслабиться и посмотреть на унылый ландшафт за иллюминаторами: голые скалы, отдаленные, дымящие и изрыгающие пламя вулканы, красноватое небо со светящимися, зловещими облаками, несущимися в предвестии бури.

— Даже так, — заметила Салли Энн, — здесь не так плохо, как на Лорне.

Клаверинг, начавший ненавидеть Лорн за время долгого пребывания там, согласился.

На плато они оставались недолго.

Фосдик не терял времени, рассылая свои исследовательские партии как по суше, так и по воздуху. Именно та партия, которую вел он, нашла эту долину, оазис в засушливой жаре северных полярных регионов. В долине была жизнь — как, по сути дела, и во многих других регионах Иблиса — как растительная, так и животная. Окружающие холмы защищали долину от нездоровых бурь, и атмосфера годилась для дыхания. Здесь была равнина, на которой мог приземлиться корабль, рядом текла река, вода ее была чуть теплой. По сравнению с большей частью планеты эта долина была раем, — и при этом была похожа на изображение ада средневековым художником.

Клаверинг с радостью поднял корабль с плато и посадил его в долине. Было нужно повторить маневр с растяжками и лебедками — новое место приземления и база тоже грозили опасностью землетрясений, — но на этот раз операция прошла без сучка и задоринки.

Приближалось время возвращения экспедиции на Лорн.

Клаверинг, гуляя вместе с Салли Энн по долине, думал, что ему не хотелось покидать это место. Приятно было гулять без скафандра, в легкой форме, шорты и рубашка, ощущать теплый воздух обнаженной кожей, дышать этим воздухом, чувствовать легкое возбуждение от вида далеких огнедышащих гор. В самой долине вулканов не было — только две огромные колонны ревущего, горящего газа и полдюжины эффектных гейзеров.

Они шли вдоль реки, пар от воды вился вокруг них, затуманивая и еще больше искажая нависающие, скалы гротескных форм, оставленные какой-то древней вулканической активностью, мимо деревьев и кустов, растений с шишковатыми, кривыми стволами и широкими, пильчатыми листьями, которые скорее были черными, чем зелеными, по траве мрачного оттенка. Но был еще алый цвет реки и неба, сростки чудовищных грибов — бесформенные глыбы оранжевого и лимонно-желтого цветов. На фоне светящегося неба летали черные, как будто растрепанные существа — скорее птицы, чем рептилии, хлопая крыльями и уныло каркая. Племя «дьяволов» — рогатых чудищ в чешуе, похожих на земных кенгуру — запрыгало им навстречу, протягивая когти за конфетами, которые исследователи уже привыкли носить с собой.

— Это пугающее место, — заметила Салли Энн, — но пугающее не в настоящем смысле этого слова, уже нет. Это как… Это как поездки и прочие ужастики во дворце развлечений. Ты платишь приличные деньги за то, чтобы тебя пугали — но все же, в глубине души, ты не боишься. Ты знаешь, что все это притворство. То же самое и здесь. Здесь все, как на картинках ада, нарисованных старыми художниками: река может быть рекой крови, а эти скалы могут быть самыми проклятыми, корчащимися в вечных мучениях. К тому же, есть и черти… — она сделала паузу, чтобы наделить конфетами наиболее настойчивых из них. — У нас есть черти, самые страшные существа из всех, которых я когда-либо встречала в мирах, в которые была — и единственное, что они могут, это выпрашивать шоколад…

— Знаешь, — продолжила она, — люди платят за то, чтобы увидеть гораздо менее убедительные вещи, чем это, — а нам платят за то, что мы это видим. Что же, нам надо взять от этого все, что можно. Надо будет отвезти ученых на Лорн, а потом мы вернемся в этот настоящий ад — тот, в котором мы должны каким-то образом заработать денег, чтобы держать корабль на ходу. Когда этот полет закончится, для нас в Приграничье уже ничего не будет…

— Все говорят то же самое, — заметил Клаверинг. — И Граймс кое-что сказал. Я просто вспомнил.

— Что же это? — спросила она.

— Просто одна из пословиц Приграничья, — ответил он.

Это был крупный корабль — «Салли Энн», — слишком большой и слишком внушительный для того имени, которое носил. Судно гордо стояло на своем месте в порту Форлон; краны, порталы и административные здания рядом с ним виделись карликами; оно возвышалось над такими типичными представителями флота Приграничья, как «Звезда Приграничья» и «Приграничный».

Командор Граймс, космический директор флота Приграничья, смотрел из окна офиса на этот огромный корабль, жмурясь от стального света заходящего солнца. На его жестком, рябом лице было заметно некоторое восхищение, когда он сказал: