За красивые глаза (сборник)
Шрифт:
Лариса хотела сказать что-то еще, но голос в трубке перебил ее сбивчивую речь.
— Ну зачем же ждать до завтра? — с какой-то усмешкой проговорил давний партнер Эйгелиса Ивар Звайгинь. — Можно хоть сегодня. Скажем, через два часа в ресторане «Золотой орел» вас устроит?
— Но как же вы так быстро доберетесь из Риги? — спросила ошарашенная Котова.
— Зачем же из Риги? — усмехнулся Ивар. — Я сейчас как раз здесь, в Москве. Деловая поездка, так сказать.
В Москве?! Подозрения Котовой возникли снова. Интересное совпадение получается! Не успели убить девушку, как выясняется, что человек, ненавидевший ее отца, по его же собственному признанию,
Ничего подозрительного и неприятного, как констатировала Лариса, в этом человеке лет тридцати пяти не оказалось. В мягком дорогом коричневом костюме он уже поджидал ее у входа в ресторан.
— Ивар Звайгинь, — слегка поклонившись, представился он, распахивая перед ней дверь.
— Лариса Котова, — повторила Лариса еще раз, прежде чем войти в нее. — Очень приятно.
В ресторане прибалтийский бизнесмен тоже вел себя безупречно, с аристократической элегантностью ухаживая за Котовой. Наконец, когда все формальности были соблюдены и ужин заказан, Лариса смогла приступить к делу.
— И все-таки, — сказала она, глядя прямо в ласковые, немного насмешливые глаза Ивара, — почему вы в свое время отказались от сотрудничества с Эйгелисом?
— О, вот об этом я как раз не хотел бы говорить, — поморщился латыш. — История эта давняя и к сегодняшнему дню, боюсь, не имеет никакого отношения.
— А вот я много раз сталкивалась с историями, которые с первого взгляда не имели никакого отношения к прошлому, а потом оказывалось, что именно в этом прошлом и был корень зла, — твердо сказала Лариса, с удивлением прислушиваясь к своему голосу, в котором неожиданно зазвенели металлические нотки.
— Так вы, что же, меня, может, подозреваете? — внешне вполне искренне удивился Ивар.
— Я не хотела бы повторять излюбленную фразу следователей о том, что они обязаны подозревать всех. Однако в ней заключен определенный смысл, — констатировала Лариса. — Ну а если совсем искренне, то ваше присутствие в России как раз в момент убийства девушки уже о многом может сказать.
— Да ни черта оно не может сказать, — взорвался прибалт, которому от природы положено быть спокойным и уравновешенным. — Тем более что приехал я в Москву только вчера. А до тех пор находился в Риге. И там мое алиби могут подтвердить десятки людей. Или вы хотите сказать, что Виту тоже убили только вчера?
— Нет, конечно. Но это еще ни о чем не говорит, — упорствовала Котова. — Следствием совершенно точно установлено, что Вита Эйгелис была убита с помощью наемника.
— Тогда чего же вы хотите от меня? — устало произнес Звайгинь. — Признаться, я не так представлял себе наш с вами разговор. Теперь я вижу, что все равно не смогу доказать вам свою непричастность. Что ж, заявляйте в милицию, если вам есть что предъявить мне.
Прибалтийский бизнесмен чуть приподнялся со стула, и это, а также его слова немного отрезвили несколько зарвавшуюся детектившу.
— Простите, пожалуйста, — опустив глаза, тихо попросила Лариса.
Ей и в самом деле было стыдно за свое поведение. Набросилась на человека, все равно как менты недавно на нее.
— Останьтесь, пожалуйста. Я верю, что вы говорите искренне. Просто расскажите о ваших отношениях с Артурасом. Если не сложно, конечно. Я почему-то думаю, что это могло бы кое-что прояснить.
— Ну, хорошо, — сдался Звайгинь.
Не сговариваясь, они одновременно подняли бокалы с белым вином, выпили не чокаясь, и Ивар наконец начал свой рассказ.
— Это было в веселые, почти что легендарные времена, когда Союз еще только развалился, и в этих-то руинах прямо под ногами валялись деньги, — мечтательно говорил он. — Валялись в буквальном смысле, надо было только нагнуться и подобрать их. Мы тогда были молоды и здоровы. Работали вместе с Эйгелисом в одном московском НИИ, пока вдруг не поняли, что такой шанс выпадает лишь раз в жизни и то не всякому. Бросили работу, позанимали у знакомых кое-какие деньги, и — в Турцию, за товаром. Артурасу было проще, у него из родных была только маленькая дочка. Он отвез ее к теще и без проблем. А моя жена, помню, сначала возмущалась. Пойдем, говорит, по миру с твоими буржуйскими штучками. Но когда понавез я этих турецких шмоток, да еще и деньги неплохие за них выручил — утихла, даже ласковая такая стала, прелесть просто. Ну что, мотались мы так года полтора-два, самые сливки собрали, постепенно на более крупные дела стали переходить, контакты завязались… И тут Артурас раскрыл мне свою тайну. Знаете, — он неуверенно посмотрел на Ларису. — Вообще-то, может, не надо об этом, противно просто… Да и какое имеет отношение к произошедшему…
— Расскажите, пожалуйста, — мягко попросила Лариса.
Ивар еще помялся. Потом, смущаясь, начал объяснять:
— Понимаете, Артурас, оказывается, из этих… Ну, в общем, ему нравились только маленькие девочки. А я просто не переношу педофилов, — вдруг жестко выговорил он. — Ну, противно просто, с души воротит.
— А как вы об этом узнали? — спросила потрясенная Лариса.
— Да этот дурак сам же мне однажды по пьяни и выложил. Включая одну темную историю весьма криминального свойства. Он мне тогда называл даже имена действующих лиц, но я, сами понимаете, запамятовал. Помню только, что девчонку звали вроде Наташа, а отец ее был вроде бы военным.
Ивар, задумавшись, умолк. Однако подталкивать его снова не пришлось. Он сам заговорил.
…Уже в первое же утро по приезде на турбазу Артураса Эйгелиса разбудил громкий мужской голос, недовольным басом выговаривавший кому-то в соседнем номере. Иногда мужчина умолкал, вероятно, чтобы послушать чьи-то оправдания, но отвечали ему очень тихо, так что второго голоса Эйгелис совсем не слышал. Ссора продолжалась довольно долго, и Артурасу, уже отчаявшемуся уснуть, пришлось встать и, наскоро одевшись, спуститься в столовую. Там ему и суждено было познакомиться с новыми соседями.
Неприятный бас, сразу узнанный Эйгелисом, принадлежал прапорщику Григорию Ивановичу Черных. К немалой досаде литовца, этот человек оказался жильцом соседней комнаты, да еще и соседом по столу. Второй, еле слышный, голосок, видимо, принадлежал его жене — Любови Николаевне. Третьей соседкой Артураса оказалась их тринадцатилетняя дочь Наташа, при одном взгляде на которую сердце ученого забилось в два раза быстрее, чем обычно.
Нет, ему не показалось. Дочь прапора действительно очень была похожа на его потерянную любовь — Катю. Тот же тонкий, трогательный профиль, те же карие, слегка удлиненные глаза-рыбки, такие же по-младенчески припухлые соблазнительные губки, каштановые волосы и тоненькая, как соломинка, фигурка. Только вот взгляд у девочек был абсолютно разный. У озорницы Катюшки глаза постоянно светились здоровой жизнерадостностью и некоторым плутовством. У Наташи же Артурас ни разу не видел иного выражения, кроме сонливой задумчивости и даже испуга, когда ее папаша в очередной раз вдалбливал в голову дочери мысль о том, что она у него глупая и некрасивая.