За кулисами

Лётная Марина

– Так почему?
– Кажется, Мишель действительно всплакнула, и это здорово заставляло меня внутренне паниковать так, что сердце застучало в горле. Она, наконец, утёрла редкие слёзы, и решилась мне поделиться.

– Мне было трудно оставить сестру одну, мы живём вдвоем. Хоть ей и семнадцать лет, она умна и самостоятельна, но мне тяжело далось это решение. Вот и всё. Я до сих пор иногда жалею, даже при всех прелестях театральной жизни, - танцовщица облегчённо выдохнула, словно избавившись от груза, тяготившего её всё это время, и убрала со лба соскользнувшие пряди волос. Осторожное признание дало мне понять, что у Мишель и её сестры нет больше родственников, а потому я слегка стыдливо припомнил,

как требовал от девушки сиюминутного согласия на работу в театре. Как будто это я её вынудил. - Думаю, дело в том, что Молли встречается с плохим парнем.

Услышав такое несдержанное трепетное замечание, я тут же добродушно улыбнулся.

– Насколько плохим?

– Он транжирит родительские деньги, танцует в клубах и, похоже, ночует у нас. Хамоватый, самоуверенный мажор, который узнал, что такое алкоголь ещё в средней школе… - Красочное описание вызвало во мне смешок, ведь всё это было так на кое-кого похоже…

– Ты же знаешь, если твоей сестре будет плохо, она сама откажется от общения с ним. Просто нужно время… Но если им хорошо вместе… - Я не стал продолжать фразу, казавшуюся мне нравоучением и даже слегка садизмом для взволнованной девушки. Она понимающе кивнула, в то же время поджимая в сожалении губы. На ней лежал слишком тяжелый родительский выбор, и этого мне уж точно было не понять. - И я могу ошибаться, но вроде бы ничего криминального. Мало ли во сколько подростки пробуют алкоголь…

Мишель наградила меня взглядом, состоящим из злостного осуждения и нехорошего подозрения.

– Сама-то когда пить начала?.. Хотя, неважно, - танцовщица начала вдруг сладко зевать, прикрывая ладошками рот, и потянулась за одеялом. - Всё равно пить так и не научилась. - Она слабо хохотнула.

– Я, знаете ли, не люблю крепкие напитки, особенно в шумных компаниях. Мне нравится попивать вино при свечах, - танцовщица укрылась до шеи, придерживая краешек одеяла тонкой ручкой, и я увидел, как неконтролируемо начали закрываться её глаза.

– Какое вино, Мишель?

– Красное, в пакетах.

Девушка тихо засопела, потратив все имеющиеся силы на наши ночные бдения, а я, посмеиваясь над непритязательным вкусом, ещё долго наблюдал за ней в холодном свете луны. За светлой ровной кожей, приоткрытыми, красиво очерченными губами и подрагивающими ресницами. Всё это было необычно - откровения перед сном, да и сама ночевка в её номере. Я понятия не имел, с какими мыслями и на сколько сильной неловкостью мы разойдёмся с утра по важным и не очень делам, но одна очевидная догадка непреодолимо вертелась в моей тяжёлой голове: засыпать с Мишель было хорошо.

2.4

– Шаг, батман, - Изабель напряжённо подкрадывалась ближе, взмывая руками вверх, проходясь ими по тонкой талии. - Разворот!

Шаг, батман, разворот. Шаг, батман, разворот. Мы замирали в разрозненных позах, пытаясь отработать одну единственную новую восьмёрку. Техника давно ушла на второй план, не хватало полноты чувств: Крэг устал твердить о подмене понятий. Ему, как никому другому, было ясно, что я и Изабель конфликтовали, характеры были жёсткие и неуёмные, никак не вмещались в рамки из трепетной нежности и бесстрастного равнодушия, когда как в перерывах между прогонами мы готовы были друг друга безжалостно придушить. Переключаться между радикально противоположными эмоциями становилось невыполнимо: реальная ощутимая ненависть оказалась куда более сильнее актёрской игры, но наставнику было непреклонно важно достигнуть той самой печальной идиллии, которую, как мне казалось, мы уже были не в состоянии показать.

Возобновлённые репетиции с этой девкой меня удручали. Поставленный сольник трещал по швам каждый раз, как Изабель раздразнивала меня ловко ввинченными шпильками, а ведь впереди было

целое море совместной работы с ней: сцена в покоях принца, где он, под впечатлением встречи с Мишель окрылённо повторяет её танец из раза в раз, а служанка пытается ему вторить, но увядает, скрываясь в кулисах; после кульминации знакомства принца со своей мстительной подданной следовал номер, открывающий финальный блок постановки. Принц изливает служанке душу, а та исцеляет его от душевных ран. Третья наша совместная сцена повествовала о том, как служанка вдохновила правителя спасти целую страну от засухи, демонстрируя новый набор танцевальных молитв угасающим обессиленным подданным. Мы подступались ко всему объему по отдельности друг от друга, но склейка в паре не задалась с самого первого номера, на котором мы и остановились на весь ноябрь. Я молил всех богов, что мог припомнить, о скором избавлении от муторных проработок актёрской игры с Изабель.

Прошёл десяток лет со времен нашего поступления в академию, за моими плечами карьера в составе команды её бывшего любовника, идиотские попытки ему отомстить. И именно об этом Изабель догадывалась, именно в этом и заключалась нелепая, непреодолимая проблема: ей не потребовалось бы большого интеллекта сопоставить мой несвоевременный скандальный уход и череду совершенно случайных неудач. По неизвестной причине вышедшие из строя спецэффекты на сцене, травма одного из участников, его госпитализация, поиски достойной замены и постановка шоу с новым солистом за пару дней до разрекламированной премьеры. Мерзкая Изабель следила за каждой сенсацией о кучке стриптизёров, гастролирующих по Америке, а сейчас, спустя много лет я регулярно выслушивал её пытливые догадки об умышленном причинении вреда одному из танцоров известнейшего коллектива.

Это действительно было моих рук дела, я неудержимо мечтал причинить Джастину изощрённую боль сравнимую с той, что он заставил меня испытывать, опоздав на смотры перед комиссией. Мой лучший друг предпочёл помощи в поступлении мне напиться и перепихнуться с незнакомкой, и столкнувшись с такой предательской безответственностью, я так и не смог простить его за то, кем я стал теперь. Я жаждил поставить Джастина в положение, где ему придётся испытывать страх за неизвестное будущее: позориться на публике, искать замены сломавшему ногу танцору, понимать, что я порчу его планы прямо за несколько минут до выхода в зал. Мы тогда здорово набили друг другу морды…

Как бы это не было опрометчиво, выплеснуть годами удерживаемую обиду в драке - тоже было спланировано мной в качестве холодного блюда, и оно было самым вкусным из всего многообразного меню предательств. Зато теперь, после выставленных на показ эмоций мои враги, хоть и не имея доказательств, неоспоримо знали, кто вершил предвзятое правосудие над Джастином и даже преступление над танцором. Изабель, может, и сомневалась, играла на чувствах сначала, но так часто твердила мне о том, что она знает всё, что убедила бы в этом любого проходимца. А меня уже просто вынуждала ненавидеть.

Самого себя. Ведь я и не такое бесчувственное животное, как оказалось, и с виду сладкая месть на самом деле далась мне горьким, досадным разочарованием. Я уже давно пришёл к выводу, что эта самая месть не приносит того желаемого удовлетворения, а только временно притупляет обиду, вводит в заблуждение, перед тем, как обрушиться на совесть неумолимо тягостными сожалениями.

– Что же мне с вами делать… - Макарти совершенно растерянно осел в концертное кресло, не находя ответа в стопке измятого сценария, и вдумчиво обхватил голову жилистой ладонью. Такое беспросветное замешательство я видел на его лице впервые. - Вы ведь знаете, я не хотел поднимать этот вопрос, но я вынужден обсудить конфликт, который между вами возник и очень мешает работе…