За легкой тенью лета

Горская Евгения

Настя уткнулась лбом ему в плечо.

Он долго не мог поверить, что она его любит.

Она была молодой красивой женщиной, а он заурядным, не слишком успешным художником.

Для того чтобы стать успешным, ему недоставало денег. При хорошей рекламе его картины продавались бы куда лучше.

Просить деньги у тестя ему было противно, и он не просил, хотя точно знал, что тот не откажет. Просить деньги у Лики было еще противнее, о выставке она заговорила сама.

– Конечно, твои картины и так продаются! –

весело заметила Лика. – Ты великолепный художник, и все это знают. А самое главное, что это знаю я! Но реклама не помешает.

Тихон тогда равнодушно пожал плечами, но мысль о выставке не отпускала.

– Я тебя люблю, Настя, – прошептал Тихон.

По привычке прошептал. Никакой любви он в этот момент не испытывал. Он ощущал только пустоту и жалел, что сюда приехал.

Настя не помогла вернуться к жизни.

Ему было не до любви. Он был мертвым, но никто этого не знал.

На дачу он вернулся поздно ночью. Окна не горели ни у кого из соседей.

2 июля, воскресенье

Чем помочь плачущей жене, Михаил не знал.

– Пойдем погуляем, – предложил он.

– Не хочу, – Катя потрясла головой.

Она сидела в шезлонге, подставив тело солнцу. Из-под темных очков текли слезы.

– Давай хотя бы до магазина дойдем. Хлеб купим.

– Не хочу.

Михаил потоптался около шезлонга.

– А я схожу. Хлеба действительно нет.

Катя равнодушно кивнула.

Он зашел в дом за бумажником, выдвинулся на улицу. Соседский дом скрывался за растущими вдоль забора кустами калины. Михаил помедлил, решая, не заглянуть ли к Тихону. Того за кустами не увидел и пошел дальше.

На улице, кроме него, никого не было.

Поселок существовал давно. Многие хозяева купили в дополнение к своим участкам соседние, построили большие дома, и, по словам Кати, теперь дачников в поселке стало заметно меньше, чем во времена ее детства.

Катиным родителям тоже хотелось купить второй участок, но, когда один подходящий, расположенный между ними и Ликиным отцом, выставили на продажу, сосед Всеволод Сергеевич покупку перехватил.

Катя об этом не жалела. Она любила дачу, но не настолько, чтобы жить там по полгода, как другие, и маленький садик ее вполне устраивал.

Рабочего-узбека Михаил заметил, не дойдя до магазина нескольких метров. Рабочий косил траву около высокого сетчатого забора.

– Аслан! – позвал рабочего Михаил.

Аслан работал в поселке уже несколько лет. Косил траву, ставил заборы, помогал при строительстве.

– Здравствуйте, – вежливо ответил Аслан.

Аслану было лет тридцать. По-русски он говорил абсолютно чисто, многим местным у него бы поучиться.

– У нас соседка утонула, – зачем-то сообщил Михаил. – Слышал?

– Слышал.

– Это мы полицию вызвали. Мы с Катей заметили, что сланцы у берега стоят, а Лики нет.

Аслан молча покивал.

– Как мама?

Впервые в этом году Михаил и Катя приехали сюда с сыном в конце апреля. Перепуганный Аслан разбудил Михаила рано утром.

– Мама! – говорил он и плакал. – Маме плохо!

До дома Аслана они бежали. Причем Михаил, никогда не считавший себя хилым, с трудом догонял щуплого узбека.

Бежать необходимости не было. Инфаркта у женщины не оказалось, но сердцем обязательно стоило заняться, и как можно скорее.

– Ей нужно сделать операцию, – объяснил Михаил, выписав нужные рецепты и выйдя на крыльцо старого деревенского домика.

Тогда он и узнал, что Аслан купил в деревне дом и перевез сюда семью. Та была по русским меркам большая: мать, жена и трое детей.

– Без операции она в инвалида превратится. Не затягивай с этим. Счет идет не на дни, но затягивать не стоит.

Испуганный Аслан послушно кивал. Потом попытался сунуть Михаилу деньги, сильно его разозлив.

С тех пор Михаил Аслана не видел.

– Как мама? – повторил он.

– Она умерла, – рабочий отвел глаза в сторону. Наверное, он сильно напряг губы, потому что они у него побледнели.

– Как? – опешил Михаил. – Черт… Ты не положил ее в больницу?

Аслан молчал.

– Зайдешь к нам сегодня? – вздохнул Михаил. – Нужно траву скосить.

– Зайду.

Аслан взялся за газонокосилку, Михаил вошел в магазин.

Пятидесятилетней женщине с узким восточным лицом требовалась всего-навсего небольшая операция. Та заняла бы двое суток.

– Чиабатту, – попросил Михаил молодую девушку за прилавком. Девушка была новая, он впервые ее видел. Волосы у девушки были выкрашены красными перьями. – И боржоми.

Когда, уложив хлеб и воду в целлофановую сумку, вышел на улицу, Аслана у забора уже не было.

Соседскую домработницу Александру он догнал у поворота на их улицу. Хотел спросить, как Тихон, но задал другой вопрос:

– Вы знаете Аслана? Он здесь давно работает.

– Знаю, – равнодушно кивнула женщина. – Он в деревне дом купил. Рядом со мной.

– Когда у него умерла мама?

– Пятнадцатого мая, – сразу ответила женщина. Помолчала и зло сжала губы. – Весной ваша дорога совсем разбитая была, дачники через деревню ездили.

Весной ведущая к поселку дорога действительно оказалась разбитой. Катя вместе со всеми сдавала деньги на ее ремонт.

– У них младший мальчишка чуть под машину не попал. Выскочил прямо под колеса, Зарина его успела схватить. Испугалась сильно. Вечером ей плохо стало, «Скорую» вызвали, но до больницы не довезли. Не успели.