За любовь отдам...Тебя!
Шрифт:
Прошли годы (тринадцать, если быть точными), а мне все не было покоя. Я продолжала писать свои письма и наносить личные визиты в знак протеста и жила, ненавидя убийцу моего драгоценного Пола. Однажды, просматривая почту в офисе, я обнаружила письмо из комиссии по условно-досрочному освобождению, в котором сообщалось, что убийца моего сына рассматривается на предмет помилования. Мне стало физически плохо, пришлось даже покинуть офис. Мои коллеги не знали, в чем дело, но поняли, что произошло нечто ужасное.
Как они только додумались до того, чтобы отпустить его на свободу? Я чувствовала себя
В штате Техас есть программа, которая позволяет жертвам встречаться с преступниками. Я сделала страшный звонок и получила подтверждение, что могу участвовать в программе. Еще больший гнев охватил меня, потому что я была обязана сама оплачивать предстоящие поездки в Остин. Чарльз же сидел в тюрьме, и моими налогами были оплачены в том числе и услуги медиатора, который помог подготовить его ко встрече со мной.
Встреча была назначена на 9 июня 1998 года. Я оплатила поездку в Остин, но в тюрьму меня отвезли на государственной машине. До этого дня я побывала во многих тюрьмах в качестве спикера программ воздействия на жертв, но здесь сразу почувствовала себя по-другому. ОН ЗДЕСЬ! Это ЕГО тюрьма! Мое сердце бешено колотилось, я не знала, смогу ли довести встречу до конца.
Все это время я готовилась. Тщательно продумывала, что мне взять с собой на эту знаменательную встречу. Я надеялась навсегда лишить его покоя: когда я уйду, он поймет, что разрушил мой мир одной-единственной пулей.
Сказать, что встреча была неловкой, значит ничего не сказать. Все в комнате, включая охранников, хранили молчание, но мой тихий голос все равно был едва слышен. Предыдущую ночь я вообще не спала – расхаживала по крошечному гостиничному номеру наедине со своими мыслями. Меня попросили записать вопросы, которые я хотела бы задать убийце Пола, и расположить их по порядку, чтобы встреча могла проходить организованно. Из семидесяти семи вопросов тот, который я задала первым, был самым простым: ПОЧЕМУ?
Молодой человек внешне не сильно отличался от того, каким я видела его в последний раз тринадцать лет назад. Он ничего не смог мне ответить – лишь покачал головой и произнес:
– Это был просто глупый поступок. Глупый, просто глупый, глупый, глупый…
Я не испытывала к нему жалости: он бессмысленно убил моего сына. Я хотела, чтобы он чувствовал мою боль и сам корчился от нее. Слезы текли по моему лицу, когда я говорила о Поле. Я сказала ему:
– Если бы ты знал, как сильно я его любила, ты бы не убил его.
Он сидел за столом напротив меня, не выказывая никаких эмоций.
Для этой встречи я увеличила фотографии Пола до размера четырнадцать на восемнадцать дюймов. Я хотела, чтобы он знал Пола как реального человека, а не как «его, чувака, пацана», как он называл Пола в своих письмах к медиатору. Он сказал, что даже не помнит, как выглядел Пол, и мне захотелось закричать: «Как ты можешь не помнить? Ты же убил его!»
Вместо этого я стала говорить сама с собой. Рассказала, как Пол позвонил, чтобы узнать, в порядке ли моя машина. Как он пообещал, что приедет домой на выходные, чтобы решить проблему
И в этот момент что-то произошло. Я не могла поверить, но по лицу мужчины, сидевшего напротив меня за столом, потекли слезы. Что происходит? Наконец, Чарльз обхватил голову руками и зарыдал. Недолго думая, я вытащила салфетку из коробки на столе и протянула ему:
– Держи.
Эти слезы стыда и раскаяния глубоко тронули меня. Тон встречи изменился; внезапно мать и убийца начали сближаться. Я слушала рассказ Чарльза о том, как он рос в крайней нищете: один из нескольких детей, живших на улицах. Пол, напротив, был единственным ребенком в семье и знал только любовь и безопасность, которую я могла ему обеспечить.
В самый первый раз я по-настоящему посмотрела в глаза убийце моего сына и была поражена тем, что больше не испытываю ненависти. Я попросила его прекратить проявлять насилие в тюрьме. Посоветовала посещать занятия и получить аттестат зрелости. Он посмотрел на меня с недоверием, потому что тоже понял, что моя ярость прошла. Встреча закончилась тем, что он согласился посещать занятия и прекратить совершать насильственные поступки. Я поблагодарила его и вдруг почувствовала острую потребность наклониться через стол и взять его за руку, однако не осмелилась этого сделать. Он застрелил моего сына. Если бы я сделала это, то потянулась бы к руке, державшей пистолет, из которого был убит Пол.
И все же это произошло – почти против моей воли. Ощутив его прикосновение, я закричала от боли. А он накрыл мою руку обеими своими и плакал. Человек, который тринадцать лет назад нажал на спусковой крючок и навсегда разрушил мой мир, теперь цеплялся за меня, будто я была его спасательным кругом. Чарльз так никогда и не сказал: «Мне жаль, пожалуйста, простите меня», а я не ответила: «Я прощаю тебя». Но мы оба обрели покой. Наше общение продолжается по сей день.
Я подарю тебе радугу
Есть вещи, которые мы не хотим, но должны принять, вещи, которые мы не хотим знать, но должны узнать, и люди, без которых мы не можем жить, но которых должны отпустить.
Оглядываясь назад, я часто думаю, что врачам следовало бы выписать свидетельство о смерти не только для моего сына, но и для меня, ведь когда он умер, я тоже перестала жить.
Энди было почти двенадцать. Более трех лет он боролся с раком. Энди прошел курс лучевой терапии и химиотерапии; у него была ремиссия, и он снова и снова выкарабкивался – даже не один раз, а несколько. Я была поражена его стойкостью: рак сбивал его с ног, но он снова поднимался. Возможно, именно его отвага и выдержка сформировали мое собственное отношение к будущему Энди. Или я просто боялась столкнуться с возможностью его смерти. Но какой бы ни была причина, я всегда была уверена, что Энди справится. Он был бы тем самым парнем, который превосходил все ожидания.