За миг до удара
Шрифт:
– Где это Кошар с Гришкой застряли, сукины дети?
– А то ты не знаешь? – ехидно заметила баба. – Подглядывают небось. Все не уймутся никак, проклятые…
– Коша-ар, мать-перемать! – пьяно гаркнул вдруг Бугор, стоя за крыльцом. – Гришка! Ну-ка валите сюда!
– Че орёшь, людей распугаешь, – мягко укорила его Нюра. – И вообще, пора уже кончать с этой косоглазой. Не нравится она мне.
– А кому она нравится? – хмыкнул тот, возвращаясь. – Но она меня за горло держит своим папашей.
– Деньги бы хоть забрал, – вздохнула она.
– Заберу… Да где они, недоноски? Кошар! – Он поставил ногу на крыльцо и замер, уставившись на дверь, за которой я пряталась.
Я видела горящие в отсвете окна угольки его маленьких глаз на здоровенной морде, и мне стало не по себе. Он не мог видеть меня в темноте, сквозь маленькую щёлку приоткрытой двери, но, видно, выработанные с годами нюх и осторожность ему подсказывали, что что-то не так. Медленно спустив ногу с крыльца, не отводя взгляда от двери, он тихо бросил:
– Ну-ка, Нюра, позови сюда орлов из хаты. Та сразу все поняла, бросила взгляд в мою сторону и резво юркнула в дом. Мне нужно было срочно что-то делать. Если сейчас сюда прибегут орлы с пистолетами, то мне здесь придётся туго. Надо выбираться. Повинуясь исключительно инстинкту, но никак не разуму, я вернулась в комнату, схватила со стола сумку с «куклами» и выскочила с ней во двор. На крыльце уже стояли Крест с Беном и слушали Бугра, который что-то бурчал, показывая пальцем в сторону домика.
– О, глянь, секретарша! – удивлённо выкрикнул Бен. – Что ещё за хрен?!
– Берите её, мудаки! – гаркнул Бугор. – У неё сумка с бабками!
Выдернув из-за поясов пистолеты, двое молодых жеребцов бросились в мою сторону. А я уже бежала от них за сараи, не зная и не видя дороги и не очень-то понимая, что делаю. Единственная мысль, которая стучала в мозгу, это что, пока они будут гоняться за мной, Ольгу, наверное, не тронут. Остальное мне было до фени. Забежав за угол, я осмотрелась, увидела огород, за ним ещё какое-то небольшое строение, и припустила туда, утопая по щиколотки в перекопанной и смоченной осенними дождями земле. Бугор слишком толстый, он вряд ли побежит, а с этими двоими я как-нибудь управлюсь… Если, конечно, они не начнут стрелять, пока я на открытом месте. Но открывать пальбу вблизи трассы опасно, поэтому я рассчитывала добраться до цели живой и здоровой.
– Вон она, стерва! – выкрикнул Крест. – Не стреляй пока, так возьмём!
– Стой, дура! – заорал Бен. – Все равно не сбежишь!
Я услышала их дружный топот и прибавила темп, думая о том, что ещё неизвестно, кто кого будет брать. Добежав до сарайчика, оказавшегося всего-навсего большой поленницей дров, накрытой толем, я нырнула за неё и зашвырнула сумку в кусты, чтобы не мешала. Затем схватила пару поленьев потоньше, обошла поленницу с другой стороны и стала смотреть на быстро приближающихся бандитов. Бена мне совсем не было жалко. Весь он был какой-то ущербный, недоделанный, грубый, таких уже только могила исправит, а вот из Креста ещё вполне могло что-то получиться. Он, видимо, просто страдал от недостатка правильного воспитания и не знал, куда нужно приложить свои ум и силы, чтобы и деньги зарабатывать, и человеком при этом остаться. Как ни печально это, но «демократия» многих сделала бандитами поневоле…
Они бежали к тому краю поленницы, за которым я скрылась. Бен нёсся первым, и брошенное мною полено угодило ему торцом прямо в висок. Он сразу споткнулся и, пролетев по инерции пару метров, с грохотом врезался в сложенные дрова. Крест, не заметивший мелькнувшего в темноте полена, ничего не понял и даже не остановился, лишь бросил на ходу, огибая поленницу:
– Вставай, братан, а то упустим!
Ничего ему не ответил братан. От такого удара мог выжить только динозавр, да и то если бы на голове у него был защитный шлем. Бен не был динозавром, и шлема у него не было, поэтому я вполне разумно посчитала, что он уже никогда не поднимется без посторонней помощи. Причём его сначала поднимут, а потом опустят. В могилу. Пусть исправляется…
Забежав за поленницу, Крест остановился и начал озираться по сторонам.
Впереди темнела далёкая полоса леса, до которого простиралось пустое поле, и моя фигура нигде в обозримом пространстве не просматривалась. Я ещё раз обошла дрова, только уже с передней стороны, и зашла ему за спину, подкравшись тихо, как пантера. Он был в тёмном костюме, пистолет держал в опущенной руке, и грудь его тяжело вздымалась от бега. Подо мной хрустнула ветка, он даже не обернулся, а спросил:
– Где она, Бен, ты видишь?
– Нет, – ответила я, – не вижу. Наверное, сбежала, стерва.
Спина его вздрогнула, напряглась, и в следующий момент я смогла полюбоваться великолепной реакцией и выучкой этого молодца. Даже не повернув головы, он бросился на землю в тот самый миг, когда я собиралась ударить его вторым поленом. Спиной все почувствовал! Полено со свистом улетело к полю, а негодяй Крест, перекатившись на спину, мгновенно начал стрелять в меня, держа пистолет двумя руками. Грохот поднялся страшный. Хорошо, у меня реакция лучше.
Спрятавшись за дрожащей от пуль поленницей, я дождалась, когда у него кончатся патроны, а потом выпрыгнула из-за неё и бросилась на бандита, который уже копался в кармане в поисках запасной обоймы. Он, видимо, не ожидал такой прыти от глупой секретарши, поэтому на какое-то мгновение растерялся, замешкался, вытаскивая руку из кармана, и этого мгновения мне хватило, чтобы упасть ему на грудь и добраться до горла. Один удар костяшками пальцев, и он захрипел. Ещё раз – и парень задохнулся, обмяк и затих. Жить теперь он будет с больным горлом, если не хватит денег на операцию по восстановлению искалеченного кадыка.
Измученная, усталая и грязная, я села на его живот и в изнеможении вытерла с лица пот. Сердце бешено колотилось в груди, руки немного подрагивали, но настроение было не таким уж плохим. В конце концов, остались только двое – Бугор и водитель. Правда, они были самыми здоровыми, но это уже их проблемы.
Нюру я в расчёт не брала. Мне нужно было как-то завладеть «Опелем» и отвезти Ольгу в больницу.
Восстановив дыхание, я встала с бандита, сняла с него пиджак и надела на себя, чтобы не мёрзнуть и не светиться в темноте разорванной белой блузкой.