За миг до удара
Шрифт:
Комов без кровинки на лице отпрянул назад, и в глазах его появился ужас.
– Вы не закончили, – напомнил босс, сделав вид, что ничего не произошло. – Зачем вы попросили зашить сумку?
– Чтобы дядя Коля туда прежде меня не заглянул. Я ведь, честно говоря, с жизнью уже попрощалась. Ещё там, в Казахстане, когда отец приказал деньги из этого подонка выкачать. Я-то ведь знала, что он не даст ни копейки. Но решила таким образом хоть за любовь свою обманутую отомстить. Думаю, доберусь до чёртовой проститутки секретарши, поизмываюсь, душеньку отведу, а там уже будь что будет. Жить все равно нет смысла. Антон у отца останется, тот его не бросит… Ну вот, до первой стервы добралась, решила, что ради любовницы Алекс хотя бы что-то сделает, деньгами пожертвует. А тут вдруг вторая вроде как объявилась, –
Она замолчала, застыв с кривой усмешкой на губах, и в комнате стало тихо.
– Ну ты и сука, – процедил Комов. – Родного мужа…
– Ты не муж, а мой кровный враг теперь, понял, ублюдок? – зловеще проговорила она, подняв на него мутные глаза. – Запомни, говнюк, мне зона не страшна. Я на зоне родилась и выросла. И меня очень быстро выпустят – отец постарается. А ты после этого проживёшь не больше недели. Аллахом клянусь! И меня уже ничто не остановит. Считай, что смертный приговор тебе, кусок дерьма, уже подписан. Осталось лишь привести его в исполнение. Так что копи деньги на собственные похороны, мразь. Может, хоть на это ты не поскупишься…
Глава 2
ЗАКАЗ НА УБИЙСТВО
Со времени последнего дела прошло около недели. За все это время к нам не пришло ни одного клиента – все словно вымерли. Зато у босса было достаточно времени, чтобы выбить из Алексея Комова деньги на лечение несчастной Ольги.
Врачи сказали, что ей нужна обширная пластическая операция, причём делать это нужно прямо сейчас, пока раны не зажили и не превратились в шрамы, которые потом убрать будет труднее. Но у Ольги, естественно, таких денег не было. А Алексей упёрся и наотрез отказался давать на это совершенно неприбыльное дело хоть копейку. Три дня босс вёл с ним переговоры, пытаясь пробудить в этом чудовищном сквалыжнике хоть малую толику совести, но, очевидно, она в нем напрочь отсутствовала. Тогда Родион пошёл на крайнюю меру. Зулии светило около десяти лет строгого режима без права на амнистию за вымогательство, организацию похищения и насилие с отягчающими обстоятельствами. В течение этих десяти лет Комов должен был, по идее, чувствовать себя в относительной безопасности. А там, глядишь, или Зулия поостынет и образумится, или сам Комов за границу сбежит. Босс, понимая, что так с Ольгой поступать нельзя и нужно хоть как-то помочь бедняжке, посоветовался со своим знакомым адвокатом. Тот напичкал его юридическими терминами и подсказал правильное направление удара. В результате Родион позвонил Комову и нарисовал ему очень яркую и убедительную картину ближайшего будущего. Из неё явствовало, что, если он, Комов, не оплатит заграничное лечение своей секретарши, босс наймёт самых лучших адвокатов, и те с лёгкостью добьются для Зулии минимального срока заключения. Если её вообще не освободят из-под стражи в зале суда. И тогда Зулия доберётся до него очень и очень скоро. Выцарапает ему глаза и вырвет его сердце вместе с поджелудочной железой. И ему, Комову, уже никакая операция не поможет, кроме патологоанато-мического вскрытия, во время которого установят, что погиб он страшной, мученической смертью и жить уже никогда не будет. Через два часа Комов, смертельно бледный и дрожащий, уже звонил в дверь нашего офиса.
Трясущейся рукой он положил перед боссом на стол толстый конверт с семнадцатью с половиной тысячами баксов и попросил сделать все, чтобы Ольга стала ещё краше, чем прежде. И добавил, что Зулии все-таки пусть так, но удалось вытащить из него деньги, за что он не простит её до конца своих дней. Он ушёл, и мы были уверены, что больше никогда его не увидим. И слава богу…
Я сидела, хрустя своими любимыми солёными чипсами, за компьютером и вводила бухгалтерские проводки. Занятие это не доставляло мне никакого удовольствия, и я уже давно подумывала о том, что пора бы нам найти профессионального бухгалтера, хотя бы на период подготовки и сдачи баланса. Я, конечно, мастерица на все руки, но, не дай бог, в расчёты вкрадётся ошибка или я не правильно оформлю что-то – и все, нас замучат проверками, арестуют счёт,
Двери нашего офиса открывались все так же автоматически, путём нажатия спрятанной под крышкой моего стола кнопки. Когда кто-то приходил и звонил, я смотрела в видеофон и, если человек мне нравился, сразу впускала его, а если нет, то сначала подробно расспрашивала. Но ещё не было ни одного случая, чтобы в результате я кого-то не впустила – клиенты нынче на вес золота, и нужно было пользоваться любой возможностью вытянуть из людей деньги, если они у тех имелись. И мои личные предпочтения здесь были неуместны. Ладно бы очередь стояла, за три месяца вперёд записывались, а то ведь нет, совсем даже наоборот – впору самим по городу бегать и свои услуги навязывать. Мне даже иногда приходила в голову дикая мысль самой подстраивать людям неприятности, а потом за их же деньги помогать им от них избавляться. Но босс вряд ли поддержал бы эту идею, поэтому я сидела, помалкивала и вводила эти чёртовы проводки, думая о том, что, видно, хорошо жить все стали, если ни у кого никаких проблем нет. А может, просто нет денег, чтобы заплатить нам за решение этих проблем…
Звонок прозвучал так неожиданно, что я по ошибке набрала не ту цифру да ещё нажала ввод. Машина начала считать заведомо не правильную задачу. Проклятье!
Придётся потом переделывать. Оторвавшись от компьютера, я включила видеофон и посмотрела на монитор.
На нашем крыльце стоял бомж. Причём бомж ярко выраженный. Заросшее густой щетиной лицо, фонарь под левым глазом, распухшие синюшные губы с кровоподтёками, мутный бессмысленный взгляд, замызганная кепка на голове, из-под которой выглядывали нечёсаные, поседевшие волосы, все это вырисовалось во весь экран да ещё и скалилось, обнаруживая отсутствие переднего зуба.
Меня даже передёрнуло, я, по-моему, почувствовала омерзительный запах, исходящий, как правило, от подобных существ, но все же собралась с духом, включила микрофон и спросила:
– Какого черта вам здесь нужно? Помойка на другом конце двора.
Он дёрнулся и начал вертеть головой, видимо, выискивая глазами мусорные ящики. Потом опомнился и снова уставился в глазок.
– Пусти, слышь? – просипел он жалостливо. – Я не за едой. Дело есть.
– Денег у нас тоже нет…
– А мне не нужно. Слышь? Открой дверь, базар есть нехилый.
– Одну минутку.
Ещё раз взглянув на него и убедившись, что никаких оснований для того, чтобы впускать его, на лице у него не написано, я соединилась с боссом и попросила:
– Родион Потапович, выйдите на минуту, пожалуйста.
Он тут же появился, обшарил глазами пустую приёмную, не нашёл в пределах видимости ни одного клиента, тоскливо вздохнул и недовольно проворчал:
– Ну что ещё?
– Взгляните сюда, – я кивнула на видеофон. Подойдя, он всмотрелся в физиономию на экране и погрустнел ещё больше.
– Что, еды просит? Так дай ему.
– Нет, он хочет войти, насколько я поняла, и что-то рассказать. У него дело. Впускать?
– Кого – его?! – Глаза босса расширились. – Ни в коем случае! Запах потом три дня держаться будет – он у них стойкий. – Он повёл носом, ещё раз взглянул на пришедшего и уже с ноткой заинтересованности спросил:
– А что ему нужно?
Бомж, словно услышав его вопрос, воровато оглянулся по сторонам, опять нажал на звонок и быстро прохрипел:
– Хозяйка, впусти, слышь? А то пожалеешь… Босс укоризненно покачал головой:
– Мало ему, видать, морду били, хаму этакому. Как ты думаешь, мы на нем заработаем?
– А вы как думаете? – усмехнулась я, глядя, как вертится перед камерой грязный бомж.
Босс посмотрел на часы, вздохнул, повёл носом и махнул рукой.
– Ладно, впусти. А то у меня от скуки скулы сводит, – и пошёл к кабинету. У двери обернулся. – Только сначала спроси, может, он не знает, куда пришёл…
Я включила микрофон.
– Вы знаете, что это за заведение? Бомж обиженно насупился и выдавил: