За милых дам
Шрифт:
— Тебе надо принять это лекарство. Тогда ты снова станешь послушной… и все будет опять хорошо.
— Рита, голубушка… — На Марининых глазах появились слезы. — Этого нельзя… нельзя делать!
— Что за глупости!
— Ты ведь отравишь… отравишь этим меня.
— Что за ерунда!
— Ты просто не знаешь… Это критическая доза. Я стану бессмысленным, лишенным разума существом.
— Успокойся сейчас же! Это совершенно невредно. — У Женщины появился тон строгой медсестры, уговаривающей неразумного пациента. — Ты примешь это лекарство, и все будет хорошо…
— Не будет… не будет…
— Перестань сейчас же хныкать!
— Хорошо, хорошо. —
— Я не могу тебе доверять, деточка… Ты слишком непослушная… Что ты здесь делала, когда я вышла? Что за грохот был? Ты хотела убежать?!
— Да нет… же! Это не я…
— Не ты? Еще и врешь. Ты хитрая — нет, тебе совсем нельзя верить… Сейчас же выпей это! А то я рассержусь.
— Рита, пожалуйста… Я ведь сойду с ума!
Женщина издала короткий страшный смешок:
— Как я?
Она вдруг размахнулась и ударила подругу по щеке. От ее перстня на нежной щеке Марины появилась багровая полоса.
— Я тебе приказываю!
Она ткнула бокал в сомкнутые губы… Жидкость растеклась по лицу.
— Ах, ты упрямая… — Женщина снова отвела руку для удара.
Было бы, конечно, недурно появиться без приветствий… Бог с ним, с этикетом… «По-английски» — уходят, не прощаясь, а «по-русски», по нынешним-то временам, давно пора появляться, не здороваясь… Чем неожиданней сюрприз, тем больше шансов остаться живым и здоровым. Но сеточка укрыла бы тогда обеих — и Марину, и Риту… А как потом кусачую рыбу вытаскивать? Как отделять хищницу от жертвы? Как распутывать — ведь дамы окажутся в одной упаковке…
— Привет! — Аня вошла в комнату.
Вечная импровизация на старую хрестоматийную тему «Не ждали!». Если бы сумасшедшие могли подвинуться в рассудке — Ревич сошла бы с ума еще раз! Единственное, чем ей можно было бы сейчас помочь, — это поддержать отвисшую челюсть. Но Аня не чувствовала себя способной на такую любезность…
Наконец Ревич захлопнула рот.
— Не рады? — вежливо осведомилась Анна.
Собственно, Анюта, стараясь ее разозлить, добивалась одного: чтобы Рита отлепилась наконец от своей жертвы — отступила от Марины на необходимое расстояние.
«Опять эта соплячка! Опять выкарабкалась, ожила, вырвалась на волю! Жалит, мешает!» Анна читала на лице Ревич все, о чем та думала…
Неожиданно черты Ритиного лица ужасно исказились.
Бокал выпал из ее рук и со звоном разлетелся на куски… Она сделала движение в сторону Анны… В наступившей жуткой тишине вполне явственно было слышно, как Ревич скрипит зубами…
— Тубо! — поддразнила она, стараясь подманить ее поближе к себе.
«Если она сейчас выхватит откуда-нибудь «беретту» — я пропала!» Анна прекрасно видела, что у Ревич нет при себе оружия, но на секунду она почувствовала тревогу… Хотя Рита уже не думала об оружии. В ней проснулась поистине звериная злоба.
Отступая от Волковой, она приближалась к Анне… И девушка уже не радовалась тому, что ее маневр и попытка разозлить Ревич удались. Ревич была слишком страшна и опасна.
Как в фильме ужасов, когда сквозь человеческие черты проступает облик монстра, так и в Ритином исказившемся лице не было уже ничего человеческого… Страшный оскал, желтый звериный блеск в глазах… Скрючив пальцы, как звериные когти, и почти рыча, она изготавливалась для прыжка, как пантера.
Анна ощущала в ней такую страшную физическую силу, что ее саму чуть не парализовало от страха…
Можно бороться с человеком, но как противостоять
Один звериный прыжок, и это чудовище загрызет ее… Вопьется зубами и будет рвать на куски, перекусит сонную артерию, выпьет до капельки всю кровь… Анна поняла в это мгновение, откуда взялись мифы и легенды о вампирах…
Светлова с трудом разомкнула пересохшие губы:
— Алле!
Ревич прыгнула.
В то же мгновение сетка развернулась в воздухе…
Алексей Волков, как и многие его сподвижники на финансовом Олимпе, жил, «не чуя страну» под собой. Эта формула Осипа Мандельштама была в большой моде последнее время в великосветской олигархической тусовке. Все понимали, что лучше бы «чуять», но из этого упорно ничего не выходило. Волков и иже с ним жили сами по себе, и страна жила сама по себе. Разница заключалась лишь в том, что Леша жил очень хорошо. А страна — отвратительно.
Да что уж там страна — с ней было как всегда, хотя хотели, как лучше… Последнее время Лешу особенно донимали мысли о его супруге Марине, человеке, способном на взбалмошные выходки, не укладывающиеся в рамки приличий. И Леша очень бы хотел «чуять», что с ней происходит. Не имея постоянной достоверной информации о ней, он чувствовал себя, как на бомбе с включенным часовым механизмом.
И когда в напряженной тишине его квартиры в четвертом часу ночи запищал пейджер, нервы у измученного бессонницей Волкова — он давно уже отвык от крепкого, спокойного сна — были на пределе. На светящемся табло пейджера явились только три слова: «Позвони срочно. Марина». «Словно пророческие «мене, текел, фарес», что были начертаны на стене чертога царя Валтасара», — подумал Волков.
Он знал, что эта библейская ассоциация не зря пришла ему на ум и резанула по нервам. У Леши была великолепная интуиция, и «ощущение чего-то хренового», когда оно ему грозило, было развито у него превосходно… Он сразу почувствовал, услышав пейджер, что это как раз тот самый случай…
Стараясь не слишком волноваться, он набрал номер телефона в Стародубском. Он знал, как никто другой, что по телефону, особенно по этому номеру, не следует слишком откровенничать… Но Леша давно уже не откровенничал не только по телефону, но и вообще в пределах квартир, дач и кабинетов… Среди нехитрых приемов, которыми он овладел, приобщаясь к власти, была и благоприобретенная манера общения с собеседником. Что бы ему ни сообщали, о чем бы ни просили, чего бы ни требовали (а просьбами и предложениями он был осаждаем постоянно), Леша неизменно с непроницаемым видом отвечал: «Я выслушал». Не отказывал и не соглашался, не выражал удивления или неодобрения… Не давал ни повода для надежды, ни повода для разочарования… «Я выслушал» — и все. Для собеседника это означало окончание аудиенции и точку в разговоре. А что еще это могло означать: согласие, надежду, отказ — об этом ему оставалось только гадать.
Вот и теперь, выслушав сбивчивую несуразную речь своей супруги, Алексей Волков, прежде чем положить трубку, сказал только одну фразу:
— Я выслушал.
Опасаясь, что «плененное существо» в безумии разорвет даже сеть, предназначенную для диких зверей, Аня воспользовалась специальным устройством, выстреливающим шприцем с усыпляющим средством, из охотничьего набора Волкова.
Чтобы подстраховаться, они с Мариной так и не выходили из комнаты — сидели рядом с тем, что было когда-то Ригой… Анюту пробирала дрожь всякий раз, когда она нечаянно останавливалась взглядом на их пленнице.