За Нас. За Вас. За Северный Кавказ
Шрифт:
— Принимай отряд, Аркадий Иванович, — сказало ему высокое милицейское начальство, — опыт работы, опять же образование, засучай рукава!
Безусловно «харизмой» капитан Атаманов обладал. Это признавали все, после того, как он проявил себя, тогда ещё начальник штаба отряда, в командировке на путче в Москве. Прежний начальник УВД активно поддержал ГКЧП и быстренько отправил Липецкий ОМОН на помощь к путчистам. Но закончилось всё лопаньем мыльного пузыря. Омоновцы вернулись домой без потерь и потом два месяца отписывались в прокуратуре:
Фактурность от природы и многолетние занятия боксом придавали капитану внешность былинного богатыря. За умение дать сдачи обидчику за ним закрепилось прозвище — удар копытом. Пусть кое — кто из злопыхателей называл его за глаза «Урфин Джус» и его деревянные солдаты, он просто не обращал на это внимания.
А вот насчёт образования… Оно у капитана было не юридическое, год назад он закончил заочно филфак МГУ.
И вот теперь командир оглядывал своё неуправляемое войско. Не мог он прогнать всех этих людей с перрона. Отряд уезжает на войну, и вернуться ли все его воины назад известно одному Богу.
Но всё когда-то кончается. Закончилось и прощание на перроне вокзала.
Паровоз, дымя трубой, увозил липецких парней в неизвестность. Вагон был специальным, в каждом тамбуре был выставлен круглосуточный пост.
В Моздоке их уже ждали. Отряд был рассажен на три «Урала» и колонна запылила в сторону столицы мятежной республики — Грозного. Въезжая в город со стороны Черноречья, ребята в кузове кутались в полы камуфляжа, ёжась от колючего ветра. Звуки дальнего боя неприятно били по нервам, а сам Грозный негостеприимно смотрел на людей пустыми глазницами выбитых окон, как будто оправдывая соё имя.
Липецкому ОМОНу досталась тяжёлая работа: охрана ГУОШ — группы управления оперативных штабов. ГУОШ ежедневно и еженощно обстреливался боевиками и ребята, выставленные в круглосуточные караулы, не смыкали глаз.
Командировка подходила к концу, когда Сергей со своей сменой готовился к очередному заступлению на пост. Старшим поста был прапорщик милиции Иван Татаринов, прошедший Афган. Вместе с Сергеем, кроме Ивана, на пост заступали ещё двое бойцов: сержанты Игорь Лопатин и Андрей Ивакин.
Поначалу Сергей боялся обстрелов и кланялся каждой пуле. Но, глядя с какими спокойствием и невозмутимостью реагирует на это Иван, он успокаивался и нёс службу в соответствии со сложившейся обстановкой.
Младший лейтенант Шамаев, старший предыдущей смены, подслеповато щуря, красные от бессонницы глаза, показывал пальцем на полуразрушенное здание напротив, новой группе, спустившейся в блиндаж.
— Видите, парни, то здание. Последние 15 минут наблюдаю туда и что-то мне там не нравится. Вроде шевеления никакого, но предчувствие нехорошее. Вы повнима…
Договорить он не успел. Земля ухнула и вдруг ушла из-под ног. У Сергея возникло впечатление, что его закружило на карусели. В глазах заплясали белые мошки. Стена блиндажа крякнула и начала сползать на Шамаева.
— Из граника, — крикнул Татаринов, — чего стоим? Лопатин, Ивакин остаётесь здесь! Семёнов со мной! — и Иван нырнул в темноту.
Сергей выскочил из блиндажа вслед за старшим. Вокруг выла и визжала тысяча поросят. Летели куски кирпича и щебня. Сергей упал на четвереньки и, клацая зубами, пополз.
— Не спать! — услышал он голос Ивана, — бьёшь налево, я направо!
Сергей щёлкнул затвором и на вытянутой руке, пригибаясь к земле начал бить из калаша.
В ушах звенело, металлический привкус во рту мешал сосредоточиться. Сергей, отстреляв рожок, быстро подсоединил другой и бил, бил, бил, а потом долго не мог понять, почему автомат не стреляет. И только тут увидел, склонившегося над ним Татаринова. Тот улыбался своей белозубой улыбкой.
— Всё. Отбились мы с тобой, братка!
Сергей, всё ещё ничего не понимая, смотрел на Ивана.
— Я говорю — всё, ушли они. Молодец, Серёга. Всё делал правильно. Только в следующий раз короткими бей. А то закончатся патроны — тут они нас тёпленькими и возьмут.
В следующий раз… Сергей неуютно поёжился.
— Не из пугливых ты, видать, — продолжал его подбадривать Татаринов.
— Спасибо, Ваня, только насчёт не из пугливых, это ты мне льстишь.
— Ничего! В первый раз не у каждого выйдет как у тебя. Я, брат, знаешь сколько на такое насмотрелся? А то, что стрелял из-за укрытия — это правильно. Мы дома живые нужны. Это только в кино про всяких там Рембо, он гвоздит, стоя в полный рост. И в него, почему-то никто не попадает. В жизни и на войне, братан, всё по — другому.
Иван и Сергей спустились в полуразрушенный блиндаж. В углу на раскладушке лежал Шамаев, над ним склонились бойцы. Лопатин перевязывал лейтенанта, Ивакин поддерживал голову. Шамаев глухо стонал, на его перебинтованном плече проступали пятна алой крови. Лопатин поднял на вошедших мутный взгляд.
— Ну что там?
— Не бздеть, пацаны, в этом бою мы опять победили! Нет у них методов против Кости Сапрыкина! — Татаринов подошёл к раненому, пощупал пульс, посмотрел зрачки.
— Ничего, жить будет, — ответил он на немой вопрос Лопатина, — «промедол» кололи?
— Два шприц-тюбика. Не много? — подал голос Ивакин.
— В самый раз. Молодцы, ребята. Значит так: берёте раненого и транспортируете его на «базу». Командиру доложить всё как было. Вопросы?
— Есть вопросы. Как доложить-то?
— Правильный вопрос, — улыбнувшись, ответил Татаринов, — только голова бойцу дана не только, чтобы берет носить. Боец должен отбить атаку и, главное, грамотно доложить по команде. А доложите так: в 19. 07 пост подвергся обстрелу из гранатомёта и стрелкового оружия. В результате обстрела был ранен младший лейтенант милиции Шамаев. Остальной личный состав бодр и готов нести службу в полном объёме. Понял, дружище?