За нашу и вашу свободу. Повесть о Ярославе Домбровском
Шрифт:
— Между прочим, — заметил Врублевский, — гвардейцы питаются из рук вон плохо. Одна солонина…
— Они питаются так, как питается весь осажденный Париж.
Врублевский устало откинулся на спинку стула и опустил голову. Лицо его, когда-то поражавшее женственной тонкостью очертаний, погрубело. Со своей курчавой бородой, открытым взглядом, в котором было что-то вдохновенное, он был похож на молодого пророка.
— Беда, что у нас почти нет унтер-офицеров, — сказал он. — Национальная гвардия — это партизанщина в общем. А там, — он кивнул головой на
— Моя задача, Валерий, выковать из федератов настоящих солдат.
— Это можно сделать только в боях.
— О, в этом недостатка не будет.
Врублевский поднялся.
— Значит, завтра к нам пожалует сам Клюзере?
— Если не проспит.
Они рассмеялись.
Клюзере не проспал. Он приехал в Ля-Мюэтт сравнительно рано, в полдень. Его сопровождала небольшая свита из адъютантов и порученцев. Он прихватил с собой также двух членов военной комиссии, Ранвье и Авриаля.
Все склонились над большой картой, разостланной прямо на земле, перед палаткой.
— Где вы достали такую превосходную карту? — удивился Клюзере.
— Я сам ее вычертил, — ответил Домбровский.
— Какое искусство! — с восхищением воскликнул Ранвье, любуясь картой, сделанной почти с типографской отчетливостью.
Домбровский улыбнулся наивности штатского человека.
— Я все-таки офицер генерального штаба, — заметил он.
Авриаль осведомился:
— Скажите нам, генерал, какие силы расположены от Сент-Уана до Исси?
— Очень мало, гражданин Авриаль, не более пяти тысяч. Если мне не пришлют подкреплений, придется отступить.
Все посмотрели на Клюзере.
— Мы потом пройдем по линии укреплений, — сказал он.
— Разрешите, я уж докончу, — настойчиво сказал Домбровский. — У меня всего сорок пушек…
— Генерал! — прервал его Клюзере. — Не вводите в заблуждение членов военной комиссии. Вы умолчали, что у вас есть бронированные поезда. Это тоже артиллерия.
— Не поезда, гражданин военный делегат, а только два блиндированных вагона, — отвечал Домбровский.
— Постойте, постойте! — не унимался Клюзере. — В Пуэн-дю-Журе на виадуке у вас есть четыре блиндированных локомотива. Это тоже артиллерия, генерал!
— Но ведь снарядов для них вы не прислали, — сказал Домбровский, уже сердясь.
— Пришлю. Кроме того, генерал, по изгибу Сены курсируют наши канонерки. Это тоже артиллерия, насколько я разбираюсь в военном деле!
Раздался легкий почтительный смешок адъютантов и порученцев.
— Канонерки, — сдерживаясь, ответил Домбровский, — относятся к вооружению южного участка, которым командует генерал Врублевский.
— Ну, можно ли быть таким формалистом, генерал Домбровский! — сказал тоном отеческого упрека Клюзере. — Мне, например, доподлинно известно, что канонерки Врублевского обстреливали Севр. А ведь это уже ваш участок, западный. Прошу убедиться, граждане.
Все склонились над картой.
— Да… — послышались голоса. — Это так… Видите?..
Клюзере был великодушен.
— Конечно, — сказал он, — трудно разграничить участки обороны с большой точностью. И мы знаем, что перекрестным огнем участки помогают друг другу. Так и должно быть. Генерал Домбровский слишком опытный и дельный военачальник, чтобы отрицать это.
По траншеям они перешли к форту Исси. Там их встретил Врублевский. В отличие от Домбровского, он редко бывал в Париже и мало кто его знал. Еще по дороге в форт Клюзере отрекомендовал его как одного из руководителей польского восстания, офицера с широким кругозором, прослушавшего курс лекций во французской школе генерального штаба.
— Вот где много пушек! — воскликнул Авриаль, оглядывая батареи, установленные в форту на различных позициях.
— У меня здесь действительно полсотни пушек, — сказал Врублевский. — Но только семнадцать из них исправны. К тому же нам не хватает снарядов.
— Снаряды будут, — уверил его Клюзере.
Они осмотрели и другие форты — Ванв, Монруж, Бисетр, Иври. Заглянули в редуты. Дошли даже до самого южного из них — Шуази ле-Руа. Отсюда были хорошо видны позиции версальцев.
— Сколько до них? — спросил Ранвье, невольно понизив голос, словно боясь, что его услышат во вражеском лагере.
Врублевский не успел ответить. По-видимому, версальцы заметили какое-то необычное движение в редуте и открыли стрельбу. Однако никто не предлагал уйти отсюда: военные — потому, что не придали этому значения, а штатские — из опасения прослыть трусами. Но дело обернулось серьезнее. С железнодорожной станции прибежал наблюдатель и сообщил, что версальцы сделали вылазку в приближаются к редуту в количестве не менее роты. Врублевский осведомился у лейтенанта, командовавшего редутом, сколько у него людей. Оказалось, около трехсот, и четыре гаубицы. Оставив сотню в укреплении, Врублевский повел остальных навстречу версальцам. К ним присоединились Клюзере и Домбровский.
Авриаль удерживал их:
— Вы не имеете права этого делать! Это безумие: три генерала идут в мелкую стычку. Я вам запрещаю!
Они его не слушали. Командовал Домбровский. Ему пригодились старые кавказские навыки. Так же как и там когда-то, он подпустил версальцев без выстрела на близкое расстояние и только тогда открыл огонь. Ряды наступающих дрогнули. Домбровский поднял своих людей и повел в штыковую атаку. Клюзере и Врублевский шли с ружьями наперевес, как простые солдаты. Версальцы бежали, бросив раненых и убитых.
— А знаешь, Ярек, — шепнул на обратном пути Врублевский, — Клюзере не трус.
— Я это заметил, и мне это приятно, — сказал Домбровский.
Врублевский беспокоился за приезжих парижан — а вдруг повторная вылазка или артиллерийский налет? Да, собственно, больше и делать тут было нечего. Все уселись в маленький вагончик, и локомотив повез их в Жантильи, где была штаб-квартира Врублевского. Здесь Домбровский и Врублевский снова насели на Клюзере, требуя подкреплений. Он сказал не без торжественности: