За несколько стаканов крови
Шрифт:
— Манилою кличут, — осторожно ответил тот.
— Отлично, — кивнул Хмурий Несмеянович и, отведя хромого в сторону, тихо сказал: — Значит, так, Манила: цена моя будет невелика, но придется попотеть. Во-первых, харч и фураж, во-вторых, поможете погрузить кое-какие вещички, выделишь для этого пару-тройку салаг. Есть еще одно условие, выполнишь — твои пленники, не выполнишь — так тебе и надо.
— Что за условие?
— Не беспокойся, не заумное.
Манила наскоро созвал совет односельчан, на котором по вопросу оказания помощи было принято положительное решение. Вскоре работа закипела. Хмурий Несмеянович водил троих молодых грамотеевцев к поляне с тайником, теперь уже коротким путем, и те выносили ящики с музейными экспонатами. Несколько домовых и овинников были отправлены в село собирать потребованные припасы. Остальные ждали — напряжение при этом исчезло само собой, кто-то даже задремал, кое-кто, заскучав, исчез. Трое (человек, пожилой лесин и полевик-агромаг), думая, что их никто не видит, уселись в стороне пить горилку.
Пленники поначалу ругались вполголоса, но после того, как Хмурий Несмеянович, подойдя к ним, что-то негромко сказал, затихли — смирились с судьбой, как подумалось Персефонию, хотя вскоре оказалось, что он ошибся.
С помощью грамотеевцев с погрузкой управились за полчаса. Оставалось изумляться, как в брике остается еще свободное место, но оно все оставалось и оставалось.
Под конец были вынесены несколько ящиков без музейной маркировки. Хмурий Несмеянович потребовал поставить один из них на траву и при помощи ножа ловко открыл крышку. В ящике лежали тонкие, вроде карандаша, но заметно длиннее, разноцветные палочки. Бригадир удовлетворенно крякнул, отвинтил навершие своего посоха, вынул из открывшейся полости точно такую же, но тусклую палочку и заменил ее на свежую.
— Вот это дело, — сказал он, откладывая еще одну палочку за пазуху, и велел Персефонию прибрать ящик.
В последнюю очередь было уложено отнятое у герильясов оружие. После этого упырь и русалка устроились на ящиках, берендей — на передке, с вожжами в руках. Хмурий Несмеянович подозвал Манилу и сказал:
— Теперь последнее условие!
Грамотеевцы вновь столпились вокруг. Персефоний поймал себя на том, что до боли стиснул пальцы. Неужели бригадир все-таки продаст брата?
— Итак, наша достойная всяческого уважения русалка уже изложила вам по пунктам, почему эти пленники принадлежат нам? — уточнил Хмурий Несмеянович и, дождавшись утвердительного ответа, продолжил: — Отлично. Сделайте все то же самое — и они с полным правом будут считаться вашими пленниками.
Едва он это сказал, герильясы повскакали на ноги и плотной группой ринулись сквозь толпу. Их веревки оказались перерезанными, нож, незаметно подброшенный, должно быть, Хмурием Несмеяновичем, поблескивал в руке водяного.
Их не пытались остановить. Хотя толпа по-прежнему смотрелась внушительно, все-таки Грамотеево было представлено уже не всем своим буйным отделением, к тому же трое из присутствующих были пьяными и еще трое — уставшими как собаки.
Большая часть грамотеевцев брызнула врассыпную, не успевшие этого сделать были сбиты с ног. Бригадир вскочил на подножку брики, а Яр щелкнул кнутом, и лошади резво помчались по разрезавшей кладбище дороге.
Почти минуту брика и герильясы двигались параллельными курсами. Сзади доносились редкие голоса и выстрелы неуверенной погони.
— Гад ты, Хмур! — донесся крик Жмурия.
— Береги дыхание, дурень! — отозвался его брат.
Чуть подальше послышался голос Хомутия:
— Скотина, Хмур! Все равно мы тебя достанем! И тебя, и твоих дружков!
Вот это он сказал напрасно. Хмурий Несмеянович озверел вмиг и вместо ответа схватил первый попавшийся пистолет и высадил заряд в мелькание ночных теней. Брызнул сноп искр: видимо, пуля угодила в оградку. Однако всем показалось, что тотчас раздался и чей-то короткий вскрик, а за ним последовал звук падения тела — впрочем, сложно было сказать наверняка.
Брика выкатила за ворота кладбища. Лошадям было трудно бежать с тяжелым грузом, однако Яр позволил им перейти на шаг, лишь когда оба села скрылись за выступом леса.
Вскоре в разных местах через ограду перемахнули и герильясы. Их было только шестеро: кроме сбежавшего (как оказалось, навстречу смерти) гнома и растерзанного упыря на кладбище остался Зазряк, в которого попала рикошетом пуля Тучко.
Зазряк еще дышал, когда его нашли грамотеевцы. Молодой герильяс был сочтен подходящим для справедливого суда, но, учитывая тяжелое ранение, его решили не переправлять в село, а прямо здесь принести в жертву Томасу Бильбо. Судить, в конце концов, можно и заочно, предложил Манила, бывший у грамотеевцев генератором идей. Крутившийся рядом Нос немедленно провозгласил, что в этом есть определенное изящество. Что он, собственно, имел в виду, никто не понял, но выражение грамотеевцам понравилось.
С жертвоприношением управились быстро, благо навык был.
Меж тем уже светало. В зыбком жемчужном сиянии задрожал петушиный крик. Грамотеевцы вспомнили, что давно уже не спали, и потянулись по домам.
Глава 24
ПРОЩАНИЕ С БРИГАДИРОМ
— Тебя припрятать, Персефоний? — спросил Яр.
— Нет, не обязательно, — ответил упырь, любуясь рассветом. — Только хорошо бы шляпу… что-нибудь, кожу от солнца прикрыть.
— Обожди-ка, — сказал берендей, передал вожжи жене и, протиснувшись между ящиками, вынул из-под соломы у правого борта какой-то короб. Внутри оказалось снаряжение пчеловода: плетеная шляпа с сеткой и перчатки. — Я тогда новой справой в городе разжился, а после, как брику вам продавал, и забыл про нее. Держи.
— Знатная у тебя брика, звеньевой, — цокнул языком Хмурий Несмеянович. — Чудо-экипаж! Что у тебя еще там припрятано?
— Да так, кой-чего помалу, — пожал плечами берендей.
Выданная упырю справа оказалась великовата, однако на солнце пришлась в самый раз. Спать Персефонию совершенно не хотелось. Он старался не думать о причинах бессонницы, потому что, вернее всего, Эйс Нарн или кто-то из его жертв-сородичей обладал способностью вести дневной образ жизни, и она передавалась вместе с кровью. Хотя могло быть и другое объяснение: ночь отвергает преступника, и тот, кто нарушает Закон, теряет ее благосклонность; тогда говорить следовало не о «способности», а о проклятии. Однако Персефоний уже решил про себя, что не станет ломать голову: ему попросту не хватает знаний. Точный ответ даст только Королева, она же и вынесет приговор. А до тех пор слишком самонадеянно что-то решать.
Немного времени спустя брика остановилась у ручья. Берендей распряг лошадей и отвел их к воде. Блиска вынула откуда-то сверток со снедью, расстелила на траве скатерть, тоже извлеченную из брики. Путники позавтракали.
— Что теперь? — спросила русалка.
— А теперь, — ответил Хмурий Несмеянович, — коли у Персефония бессонница, мы прямо сейчас решим, как сделать так, чтобы все закончилось хорошо.
— Ты в своем решении уверен? — спросил Яр.
Тучко усмехнулся:
— Ну, ты прямо с языка у меня это слово снял, сам хотел поинтересоваться: уверен, что твоя затея сработает?
Персефоний понял, что они продолжают разговор, завязавшийся между ними раньше, вероятно, когда они выходили к зачарованной поляне.
— Про это не думай, — отмахнулся Яр. — Уж с такой-то печатью… Грех прошляпить подарок судьбы.
— Не слишком ли гладко? С Эргонома станется и подстроить «подарочек».
Берендей решительно мотнул головой.
— Следы не лгут! Все было, как я тебе сказал: сперва у них спокойно дело шло, а потом вдруг… — Он развел руками.
Персефоний уже открыл рот, чтобы спросить, о чем идет речь, но тут Яр сам принялся пересказывать сюжет, прочитанный им по следам на зачарованной поляне.