За несколько стаканов крови
Шрифт:
Пока тот, что со здоровыми пальцами, трясся и заверял, что он «всеми силами», этот уже исхитрился вставить словцо:
— Разрешите известить?
— Кого ты теперь извещать собрался, пустая твоя башка? Запороли дело, теперь извещать мне тут будешь!
— С вашего дозволения, ваше превосходительство, нам только приказ отдайте, а уж я мигом, можете положиться на сэра Добби!
— На какого еще сэра? — опешил берендей.
— На меня, с вашего превосходительнейшего дозволения, — пояснил чиновник.
В речи его не было ничего чужеземного, и физиономию он имел совершенно отечественную; почему-то это несоответствие с заявленным титулованием чуть не выбило Яра из образа. Персефоний нагнулся к берендею и со значением произнес:
— Сэр Добби, господин генерал, тот самый.
Берендей взял себя в руки и протянул:
— А, тот самый! — Так, что слышалось: «Как же, голубчик, все про тебя известно, о чем ты даже сам не догадываешься».
— Так я, с вашего дозволения… как прикажете известить?
— Ну, черт с тобой, сбегай извести: дипломатическая акция государственного значения.
— Тема мероприятия? — уточнил «сэр» Добби.
— Бросание свысока клятым имперцам исторической фальсификации.
— Уяснил, — кивнул чиновник и умчался со скоростью, какой трудно было ожидать при его телосложении.
Оставшийся в одиночестве товарищ его побледнел еще больше под суровым взглядом берендея.
— А… позволите ли… надо ведь и начальство известить? Пана атамана-то…
— А этот, Добби, кого же тогда извещать побежал? — удивился Яр. — Не начальство разве?
— Ну как же, — замялся чиновник. — Сэр Добби у нас, как бы сказать, сторонник другой партии… В каковой состоят, если дозволите сообщить, пан голова, пан распорядитель, Кальяна Дурьевна, Манья Асфиксевна… Много их тут развелось, ваше превосходительство! Но я-то за табельное начальство всей душой…
— Чтоб в минуту, — зарычал берендей, — весь наличный состав двумя шеренгами от того столба до старшего по званию — бегом-живо-марш!!
Чиновника со здоровыми пальцами как ветром сдуло. Яр исподтишка подмигнул Персефонию.
Не в минуту, но около того приказ таинственного «генерала» был исполнен, и наличный состав выстроился в указанном порядке — за тем исключением, что пан атаман на столб равняться не пожелал, а приблизился с лицом, исполненным подозрения. За ним семенил чиновник, уже полупридушенный всеми своими блестящими пуговицами, только теперь у него была наспех забинтована рука.
— Они это, сэр Бобби? — полголоса уточнил пан атаман.
— Так точно-с, ваше благородие! И бабенка ихняя-с… И экипаж-с.
Пан атаман окинул пронзительным взглядом непрезентабельные одежды Яра и Блиски, запнулся на щегольском костюмчике упыря и уже хотел было попросить документы, как Яр напустился на него — вполголоса, но оттого еще более страшно:
— Тебе что, сукин сын, погоны надоели? Или политику графства неправильной считаешь? А уж не с умыслом ли ты политическую акцию коту под хвост пустить решил?
— Па-азвольте, сударь, не имею чести вас…
— Про честь твою давно доложено, а про то, что имеешь, еще будет разговор, — пообещал Яр — туманно, если судить со стороны, но для завзятого мздоимца вполне однозначно. Подкосив, таким образом, его дух, берендей развил успех, рявкнув: — Да ты знаешь ли, кому свинью подкладываешь? — И, обернувшись к Персефонию, произнес: — Господин Ковырявичус, соизвольте…
Упырь небрежным движением вынул из кармана казначейскую грамоту с печатью беспредельности, Яр почтительно принял ее и сунул под нос полковнику. На взгляд Персефония, это была самая уязвимая часть плана: ну с какой стати таможенному офицеру трепетать перед бумагой из казначейства? Однако печать беспредельности сделала свое дело, и полковник затрепетал.
— Милостивый государь! Ваше прево… Да как же? Вы только скажите…
— Быстро весь наличный состав — на разгрузку ящиков с музейной маркировкой! — приказал Яр. — И чтобы непременно насмешливые лица сделали! Сейчас будем имперцев позорить.
Блиска за это время успела переговорить с имперскими пограничниками, поэтому, когда кохлундцы выставили ящики перед шлагбаумом, со стороны смежной державы уже прибыло начальство. Шлагбаум подняли. Сухонький полковник с глубоко посаженными недоверчивыми глазами откровенно растерялся.
— Не сочтите бестактностью, господа, но неужели вы вот так, даром, расстаетесь со знаменитой коллекцией?
— Натурально, даром, — грубовато ответил берендей. Он теперь спешил чрезвычайно, понимая, что каждая лишняя секунда может отрезвить кохлундских пограничников.
— Без всякой выгоды для себя?
— А если бы с выгодой, вам было бы легче?
— Это было бы понятно.
— Ну, так я с удовольствием оставляю вас в недоумении, а мне пора.
Он подозвал пана атамана и рыкнул:
— Только посмей сказать, что у тебя и речь не готова! — Пан атаман сказать не посмел, только выразил мимикой: нет, не готова… — Так. Стало быть, высокое идейное содержание акции — это тебе так, баран начихал?
— Разрешите искупить вину кровью? — выдавил пан атаман.
— Как ты собрался это сделать в мирное время?
— Подожду войны!
— Идиот…
Тут вдруг под руку подкатился «сэр» Бобби.
— Не судите его строго, ваше превосходительство, по лености природной категорически не способен к отправлению служебных обязанностей, назначен по медосмо… то есть по недосмотру. — Все воззрились на него в недоумении, по шеренгам пограничников пробежал неприличный смешок. — Разрешите приступить к исполнению обязанностей и.о. пана атамана на неопределенное время?