За порогом весны
Шрифт:
Рассказ об индейцах — особый рассказ. Тут же уместно привести конец разговора. Старший из двух индейцев спросил:
— Ну и как вам наша земля?..
По тону, по духу, по ожиданию ответа было видно: парень очень сердит на Колумба. В понятие «наша земля» он не вносил ни дороги, ни города с небоскребами, ни самолеты, ни баночку кока-колы, стоявшую в тени у столба. Он имел в виду только землю, от которой ему, индейцу, остался самый черствый кусок.
Мы сказали:
— Земля красивая и богатая…
Парень промолчал. Попросил сигарету, неловко помяв ее, раскрошил.
— Дайте еще… Верно сказали: «красивая и богатая»… Красивая и богатая… Спасибо, белые люди…
Разговор дружелюбный окончился суховато.
Для этих двух парней из племени сиу на первом плане, конечно же, стояла давняя и справедливая обида на белого человека.
…А потом пошли Скалистые горы. Машина лезла выше и выше. Ковбой на взбрыкнувшем коне с дорожных знаков оповещал, что едем мы «в огромном и удивительном штате Вайоминг».
Земля стала красного цвета. Селения — совсем редкими. Это были нежаркие, но очень сухие места. Ветер с Атлантики влагу терял по дороге в эти края, а с запада, с Тихого океана, ветры имели преграду — горы Сьерра-Невада и этот Скалистый хребет.
Указатель автомобильной свалки.
В штате Вайоминг мы увидели снег. Охотились с фотокамерой на мустангов. Рыбачили. Видели, как разводят рыбу для местных озер. В левом верхнем углу штата Вайоминг осмотрели географическое чудо — Йеллоустонский парк, а ниже — такого же статуса заповедник Гранд-Титон. Об этом будет рассказано. А сейчас срежем нижний угол штата Айдахо, срежем косячок огненно-жаркой Юты вблизи Соленого озера и будем одолевать простор пустынной Невады.
Тут вспомнилась Средняя Азия… Мы проезжали Туркмению с равниной, спаленной солнцем, и сиреневым безлесным, бестравным гребешком гор. Тут была и казахская степь с кустами древесной полыни, стадами низкорослых коров и конными пастухами. Птицы сидели на бугорках с раскрытыми от жары клювами.
Кое-где меж пучков жесткой травы белели коровьи ребра и черепа. Бетон дороги тут не был отполирован колесами. Его устилали тушки раздавленных зайцев и сусликов. В одном месте дорогу машине загородило (невиданная для Америки картина!) большое стадо бурых коров.
Наш «Торино», как ледокол между льдинами, продирался сквозь тесную массу существ, как видно, считавших, что этот участок дороги в Неваде построен исключительно для коров.
Два пастуха вполне разделяли упрямство стада, неохотно заставили лошадей свернуть на обочину и, обернувшись, проводили нас взглядом хозяев этой земли: «Куда их несет?»…
Пустынь в Америке очень много. Едва ли не четверть нашей дороги пришлась на пустыню. Пустыни разные. Одни годились только на то, чтобы в них испытывать бомбы и ядовитые газы, другие, чтобы отдать индейцам, третьи сияют палитрой природных красок. Реклама манила сюда туристов.
Знаменитая Калифорния — тоже пустыня. Но близость воды и упорство людей сделали эту землю цветущим садом. Среди выжженных желтых холмов тянулись оазисы зелени. Искусственный дождик из труб в союзе с плодородием почв и обилием солнца родит тут пшеницу, разнообразные фрукты и овощи, но, кажется, лучше всего живется в Калифорнии апельсинам. Мы ехали не в сезон, но апельсины горами лежали в лавках и огромных сверкающих магазинах.
Апельсинами прямо возле садов торговали на дощатых помостах. За три доллара мы загрузили апельсинами задний отсек машины, памятуя о том, что влага нам пригодится — впереди было много пустынь: безводная часть Калифорнии, Аризона и земли Нью-Мексико.
Но с нашим запасом фруктовой влаги вышел конфуз. Ночью где-то вблизи реки Колорадо на дороге появились воротца и в них фигура в пепельно-серой одежде и картузе.
— Апельсины везете?
— Везем, — робко ответили из машины.
— Вы разве не знали, что существует кордон?
— Не знали, — солгали мы.
— Иностранцы?.. — Не слишком строгий чиновник покрутил в руке ключ на цепочке, размышляя, как же ему поступить. — Ладно, езжайте!
Мы забыли, что, когда въезжали в Калифорнию из Невады, была такая же процедура.
Чиновник в воротцах строго нас спрашивал:
— Растения, семена какие-нибудь везете?
Мы тогда ничего не везли. Полицейский для формы глянул в багажник и прислонил руку к фуражке. Смысл этой, весьма либеральной, заставы состоит в том, что полоса Калифорнии от всего «каравая» Америки отделена высоким барьером гор. Тут сложился особый растительный мир. Чужаки, завезенные издалека, или какой-нибудь паучок могли бы повредить зеленому царству поливной Калифорнии. Вот и устроен «санпропускник»…
Вплотную к пустыням примыкает север Техаса. Постепенно земля теряла каленый кирпичный цвет и обретала живые краски. Воспоминанием остались кактусы Аризоны. А высокая желтая юкка (пустынный цветок) и резвая длинноногая птица «дорожный бегун» провожали нас долго, чуть ли не в Оклахому.
Юкка, качалки нефти, аккуратно подкрашенные в синий и белый цвета, стада коров на воле и в огромных загонах (стойловый откорм) — таким запомнился север Техаса, маленький уголок огромного жирного штата.
А потом пошли пашни, южные пашни — знаменитая Оклахома. Тут вдоволь было солнца, влаги и плодородия у земли. На травяных полях закончился сенокос. Фермеры на приземистых самоходных машинах подгребали крутые валки погожего сена. Машины двигались быстро, оставляя после себя цепочки тугих тюков, которые тут же подбирали автомобили.
Оклахома сияла множеством красок. Зеленая кукуруза желтый разлив созревшей пшеницы, лоскутки вспаханного краснозема и ослепительно синее небо. В пшеницах мерно поднимали и опускали свои коромысла нефтяные качалки. Сторожевыми замками возле дороги стояли хлебные элеваторы — небольшие старинные, походившие силуэтом на мишень для стрельбы, и огромные элеваторы, выплывавшие из-за пшеничного горизонта, подобно морским кораблям. На этих землях Америка собирает хлеб. Это был отрезок пути, где в последний раз без большой натяжки можно было провести «пейзажную параллель» — Оклахома напоминала хлебную часть Кубани.