За правое дело (Книга 1)
Шрифт:
Он прислушался к тому, как сутулый красноармеец-наводчик ответил младшему лейтенанту, командиру взвода, и темно-карие глаза его с ослепительными белками посмотрели косо и сердито.
— Неправильно, ерунда, — сказал он и пошёл дальше. Занятия шли лениво люди отвечали рассеянно, невпопад выкрикивали данные прицела, особенно неохотно окапывались и, едва отходил командир дивизиона, зевали и поглядывали, нельзя ли присесть и покурить.
После многосуточного лихорадочного напряжения командиры и солдаты испытывали ту сонную, томную разрядку, которая охватывает обычно выведенных из боя людей; не хотелось двигаться, вспоминать
— Отставить матерки!
К Саркисьяну подошли гулявшие под руку лейтенант Морозов с забинтованной рукой, только что освободившийся от дежурства по штабу бригады, и командир батареи зенитного полка, охранявшего завод. Они вместе учились в военном училище и неожиданно встретились на заводе.
— Ну, товарищ старший лейтенант, теперь мы надолго с фронтом простились, сказал Морозов. — Пришло сегодня из штаба округа отношение, здесь не оставят, уйдём на переформирование куда-то северней Саратова, и пункт указали, я только забыл какой.
Он рассмеялся, и Саркисьян тоже рассмеялся и потянулся всем телом.
— Отпуск могут дать, — сказал Свистун, лейтенант-зенитчик, — особенно тебе, товарищ лейтенант, у тебя ведь незаживающее ранение.
— Свободно могут, отпуск не проблема, — ответил Морозов, — командование не против, я разведал.
— Мне-то уж не дадут, — сказал Свистун, — Сталинградский тракторный объект всесоюзного значения, — и вздохнул.
Саркисьян подмигнул Морозову, посмотрел на краснощёкое лицо Свистуна,
— А зачем вам отпуск, тут тебе не жизнь, а курорт: Волга рядом, каждый день на пляж ходишь, купаешься, арбузы кушаешь. — Он насмешливо относился к Свистуну, служившему в зенитном полку, охранявшему тыловой объект.
— Да ну их, эти кавуны, — сказал Свистун, — обрыдли.
— А девочки-зенитчицы, ты видал, у них какие? — спросил Морозов. — Полный комплект: дальномерщицы, прибористки, все почти десятилетку кончили, чистенькие, причёсанные, завитые, подворотнички беленькие; я пришёл на батарею и обмер прямо. Зачем тебе. Свистун, отпуск? Ты ещё в училище отличался.
Свистун посмеялся коротеньким смешком и со сдержанностью удачливого мужчины, не желающего хвастать, опустил глаза и сказал:
— Ну, это бросьте заливать!
Морозов повернулся к Саркисьяну, понизив голос, проговорил:
— Отдыхать, так отдыхать. Вот сдам дежурство и поедем в город. Товарищ старший лейтенант, зачем вы тут в глубоком тылу занятие затеяли? Все поехали. Подполковник с адъютантом рыбу ловят, комиссар письма пишет.
— Пиво должны в заводскую столовую привезти, —
— Это толстая? — спросил Морозов.
— Хорошая женщина Мария Фоминишна, всегда предупредит, когда пиво, сказал заводской старожил Свистун. — Вы имейте в виду, тут бочковое лучше бутылочного, а ценой дешевле.
— Марусенька, — кивнул Саркисьян, и зубы, и белки его глаз засверкали — В восемнадцать ноль-ноль она освободится, гулять пойдем, а пока я принял решение занятия проводить.
— Она совсем пожилая, товарищ старший лейтенант, — сказал с укором Морозов, — ей не меньше как тридцать лет.
— Та ещё с добрым гаком, — добавил Свистун. Разговор этот происходил в три часа пополудни жаркого и спокойного воскресного дня, и могли ли предполагать участники этого разговора, что через час именно им, и никому иному, суждено будет первыми встретить удар немецкой танковой колонны, что тяжёлые миномёты Саркисьяна и длинноствольные зенитные пушки Свистуна возвестят начало великого сталинградского сражения.
Поговорив ещё немного, они разошлись, условившись встртиться через два часа в заводской столовой, попить пива и на машине поехать в город смотреть кино; машину давал Саркисьян, а горючее для поездки имелось у Свистуна.
— Проблему горючего здесь не трудно решить, — сказан Морозов, любивший ещё в училище употреблять учёные обороты.
Но Саркисьяну уже не пришлось встретиться с Морозовым и Свистуном. Вечером этого же дня убитый лейтенант Морозов лежал, полузасыпанный землёй, с разможжённой головой и развороченной грудью, а Свистун держал тридцатичасовой бой% часть могучих длинноствольных и скорострельных зенитных пушек била по немецким танкам, а остальные, раскаленные боем, среди пыли, дыма и пламени отражали налёты бомбардировщиков. В этом бою батарея потеряла связь со штабом, и командиру зенитного полка подполковнику Герману казалось, что скрытые в чёрном дыму пушки Свистуна давно уже погибли со всеми расчётами, он лишь по слуху, сквозь дым и земной туман, узнавал, что батарея Свистуна продолжает драться. В этом бою были убиты многие девушки — прибористки и дальномерщицы, о которых днём говорили лейтенанты, и самого Свистуна выволокли на плащ палатке с тяжёлой раной в живот и с обгоревшим лицом.
Но в ту минуту, когда старые друзья, Морозов и Свистун, обнявшись, пошли к заводу, посмеиваясь, вспоминали училищную старину, а Саркисьян продолжал с довольным и важным лицом прохаживаться между ведущими занятия миномётными расчётами, мир и тишина царили в небе и на земле.
Подносчики мин первыми заметили немецкие самолёты.
— Гляди, гляди? — закричал один — Как мураши! Все небо, и с Волги, и отовсюду
— На нас идут, ну, накрылись мы!
Завыли заводские сирены, но их пронзительный вой заглох в густом, заполнившем небо гуле моторов.
Красноармейцы, подняв головы, следили за движением черной тучи. Опытные глаза фронтовых солдат определили в хаосе движения, что главный удар немцы наносят по городу
— Во, во разворачиваются, гады... Пошли вниз, пикировает, пикировает... Пускают, пускают?
И действительно, послышался безрадостный, ледяной свист — и глухие утробные взрывы слились в один мощный звук, от которого заходила земля.
Пронзительно крикнул живой молодой голос.
— Эй, смотри, смотри, часть сюда заворачивает, эти на нас идут?